Два императора. Часть II

(Продолжение. Начало здесь)

Бывает ли так, что известный художник пишет копию с картины — студенческой дипломной работы? Бывает, если известный художник арестован и осуждён. Это надо иметь в виду, когда вы разглядываете картину «Изобретатель Попов демонстрирует беспроводной телеграф адмиралу Макарову», которую можно сейчас увидеть на выставке «События и люди» в выставочном зале Псковского регионального отделения Союза художников России. Хотя, возможно, всё было совсем не так…

В романе Александра Солженицына «В круге первом» художник Сергей Ивашёв-Мусатов фигурирует под именем Ипполита Михайловича Кондрашёва-Иванова. В 1947 году художника посадили по «делу Даниила Андреева», и примерно в это же время на свободе над своей дипломной работой трудился студент Академии художеств Иван Сорокин. В качестве дипломной работы бывший фронтовик-связист Сорокин выбрал близкую себе тему — изобразить одного из изобретателей радио. Это официальная версия.

Существует и другая, перекликающаяся с тем, о чём писал Солженицын в романе «В круге первом». Там есть такие строки: «В лагерь Кондрашёв-Иванов не попал, а прямо после того, как расписался за приговор ОСО, привезён был в Марфино и поставлен писать картины по одной в месяц, как установил для него Фома Гурьянович. Двенадцать месяцев минувшего года Кондрашёв писал развешенные сейчас здесь и уже увезённые картины…». То есть в так называемой «шаражке» художник писал картины за кого-то, как пишут книги «литературные негры» или как работают над кандидатскими и докторскими диссертациями учёные, за деньги пишущие научные труды вместо высоких начальников. Только не совсем понятно, кому понадобилось писать большую картину за скромного студента?

Как написал один из комментаторов на интернет-форуме, посвящённом этой загадочной картине: «Я вполне могу представить, что и Попов, и Маркони открыли радио почти одновременно и независимо друг от друга, идея, высказанная незадолго до них Герцем, что называется, «витала в воздухе». Но представить, что два художника независимо друг от друга в такой степени одинаково, до мельчайших деталей так изобразили этот сюжет, я никак не могу…»

Анатолий Писчиков. Рисунок на бумаге. Тушь.

Странностей становится ещё больше, когда выясняется, что если всё же согласиться с тем, что автор картины — Иван Сорокин, то всё равно остаётся непонятно, какую оценку получила эта дипломная работа? В одних источниках со ссылкой на Всероссийскую академию художеств (ВАХ) говорится, что автор получил «посредственную оценку», в других, наоборот, указывается, что картина Сорокина удостоилась «высшей оценки», поступив на хранение в академию, а сам автор стал профессором академии, получив в 1949 году Сталинскую премию. При этом скептики указывают, что во время написания работы Иван Сорокин находился поблизости от «шаражки», намекая на то, что близкое соседство не могло пройти даром. Они говорят, что Сорокин в дальнейшем был более склонен к пейзажной живописи, а вот Ивашёв-Мусатов изображал людей. В обычной жизни этой информации было бы достаточно, чтобы сделать вполне определённые предварительные выводы. Однако жизнь в СССР конца 40-х годов трудно назвать обычной. Генерал из «шаражки» запросто мог ткнуть пальцем в картинку из журнала «Огонёк», где была напечатана репродукция лауреата Сталинской премии, приказав нарисовать такую же. И заключённый художник — фактически крепостной — мог её нарисовать.

Так кто же автор этой картины? Сорокин? Ивашёв-Мусатов? У меня есть ответ: Фома Гурьянович — имея в виду солженицынский роман («как установил для него Фома Гурьянович»). Да, он литературный персонаж, но разве это что-то меняет? Автор — начальник, для которого человек, в том числе и художник, — всего лишь средство производства, как кисть, краска или холст. Им можно распорядиться так или иначе, а можно просто списать за ненадобностью.

Выставка «События и люди» — это выставка о войне и мире. Одна часть зала посвящена войне и всему, что с ней связано. Батальные сцены на картинах, подлинное оружие и предметы воинского быта. Изображения тех, кто распоряжался судьбами миллионов, в том числе портреты японского и российского императоров. И как символ всего этого — большая акварель художника Тройзера, написанная  во второй половине XIX века. Называется она «Атрибуты войны». На ней оружие, военные головные уборы, военное обмундирование. Нет лишь людей. Говорящая картина. Более говорящая, чем те, на которых полно людей и коней.

А рядом с акварелью «Атрибуты войны» совсем другие работы. Я бы их объединил под общим названием «Атрибуты мира». Графика немецкого экспрессиониста Вильгельма Шулера и Валентина Васильева, Евгения Шитикова, Анатолия Писчикова, Геннадия Рыбкина, Ольги Аршакуни… Одна из посетительниц выставки с удивлением застыла около работы Ольги Аршакуни «Шатровая церковь». До этого она знала, что Аршакуни — жена самого известного псковского архитектора-реставратора Юрия Спегальского, но о её графике понятия не имела…

Глядя на «тихую графику» с историческими видами Пскова, я подумал, что это как раз то, о чём мечтал и о чём писал в одном из своих писем восстанавливавший послевоенный Псков Юрий Спегальский: «Чрезвычайно много прелести и своеобразия придали бы Пскову такие тихие, проходящие по самым удобным направлениям пешеходные и экскурсионные магистрали, на которых были бы нанизаны памятники, как бусы, они дали бы многие удобства для жителей города и превратили бы загаженные и захламленные внутриквартальные пространства в богато озеленённые и благоустроенные территории…» Старинный, тихий, но совсем не безлюдный Псков. Это апофеоз не войны, а мира. В нём есть гармония: храмы, деревья, птицы… И здесь же люди с устремлёнными вверх лицами. Они заняты беззаботным делом — играют в волейбол. Этот спорт уж точно мир.

На другой работе виден Псковский кремль, но не такой, как его принято изображать. Псковский кремль не как нечто грозное и похожее на боевую ракету, а как часть мирного пейзажа. Снежная улочка, две женщины-дворника с лопатами… Это выход из войны.