«Мы лечим их, а они нас»

Наталья Ткачева и Михаил Владыкин:
«Реставратор имеет прямое отношение к искусству и никакого отношения к художнику»

Снег. Сумерки. Декабрь. Двор Поганкиных палат, крылечко под навесом. Рядом стоят миски. В подъезде – картонная коробка, внутри слышен шорох и тявканье. На коробке большими буквами написано «КУЗЯ». Встретившая меня Наталья Ткачева, заведующая отделом реставрации Псковского музея –заповедника, поясняет: «Во время ремонта собачка приблудилась. Охраняет теперь. Надо бы ей хозяина найти»…

Возможно, благодаря этой уютной детали мое первое впечатление о людях, работающих в отделе реставрации – Наталье Ткачевой и Михаиле Владыкине – сразу оказалось теплым и домашним.

Хорошего реставратора не видно

«С привычной точки зрения, - рассказывает Михаил, - работа реставратора сродни работе косметолога-визажиста – просто кисточкой помахал».

Однако в действительности реставрация – это сложный процесс, включающий консервацию, раскрытие памятников живописи от различных наслоений, профилактические работы, подготовку экспонатов к выставкам. Выяснилось, что для труда реставратора необходима масса неожиданных для постороннего человека предметов – это и уникальный рыбий клей, сделанный из осетровых пузырей, натуральный мед, смолы, растворители. Из оборудования - чугунные утюги, которые нагреваются в воде, шприцы, глазные хирургические инструменты, аптекарские весы, химическая посуда, приборы для исследования в ультрафиолетовых лучах и, конечно, микроскоп – главный друг реставратора. Но, как оказалось, и это – лишь внешняя сторона дела.

Работа с иконой поменяла всю жизнь Натальи и Михаила. По словам Натальи, «научила понимать, что есть настоящее, истинное, помогла увидеть подлинный цвет – цвет, созданный самим Богом».

Михаил говорит, что иконе присуща «особая музыка колорита». По его мнению, непосредственная реставрационная работа с иконой – это глубокое взаимодействие: «Мы лечим их, а они нас».

Икона – это памятник, который состоит из очень разнородных материалов. Каждый из них живет своей внутренней жизнью. Доска, ткань, клей, меловой грунт – все это имеет разную систему внутренних напряжений. Поэтому работа с этими материалами требует огромного практического опыта и профессиональной интуиции.

- Наталья, есть ли разница в работе с иконой и с более поздней живописью?

- Даже если не брать в расчет духовное воздействие иконы, достаточно посмотреть в микроскоп на участок иконы происхождением ранее XVII века и на любую другую живопись. И это будет то же, что сравнить кусок лазурита в породе с мятым куском пластмассы. Никакие груды драгоценных камней не сравнятся по красоте с тем, что можно увидеть в красочном слое иконы.

Реставраторы рассказывают, что их сосуществование с уже отреставрированными иконами очень гармонично. «Каждая отреставрированная тобой икона – это как часть тебя, - говорит Наталья. - Каждая икона, каждый ее кусочек что-то вносит. Эта работа дает удовлетворение. Не чисто ремесленное удовлетворение, а то, которое выше этого – внутреннее, духовное».

- То есть для вас интереснее сама реставрация, сам процесс?

- Да, я думаю, в реставрацию идут только ради этого. Я всегда вспоминаю роман Кронина «Цитадель». Там герой сдает кандидатский минимум и профессор его спрашивает, почему он выбрал эту профессию. И тот начинает рассказывать, как ему интересно заниматься исследовательской работой. Когда все заканчивается, профессор говорит: «Если бы вы мне ответили, что пришли спасать человечество от болезней, я бы поставил неудовлетворительно». Точно так и в реставрации. Если человеку неинтересен сам процесс, он никогда не будет работать.

Как объясняют Наталья и Михаил, реставрация – это процесс творчества, при котором реставратор всегда остается в тени.

По словам Натальи, «хорошего реставратора не видно». Михаил добавляет: «Реставратор имеет самое прямое отношение к искусству и никакого отношения к художнику».

Между искусством и медициной

К работе реставратора Наталья пришла не сразу. В детстве у нее было две мечты – искусство и медицина. Но в какой-то момент она поняла, что свободное искусство – искусство художника – ее не привлекает. В результате она, по ее собственным словам, «стала тем, чем стала. Я осуществила обе мечты».

- Наталья, Вы стали врачом икон?

- Врачом произведений искусства. Оба эти стремления реализовались.

«Когда ты сидишь за микроскопом, - поясняет Наталья, - все раскрывается очень маленькими кусочками, подобно сложной операции на живом организме, но при этом мы всегда можем ее приостановить».

Она рассказывает, что даже мысли ни о чем, кроме древнерусской живописи, не возникало: «Я шла в реставрацию ради икон. У меня было только два варианта – либо древнерусская фреска, либо икона».

У Михаила же любовь к живописи сыграла главную роль. Икона для него – особая живопись, выше которой нет. «Самое главное, что получаешь, когда работаешь над иконой, – это живешь в вечности». Он с теплотой вспоминает о том, как выезжали на пленэр (зарисовки с натуры на открытом воздухе), как писали механику дыма на металлургическом комбинате.

Учась в академии, впервые попал в Псков на практику – и стало понятно, куда поедет работать….

Замечательный случай произошел, когда Михаил учился в академии. Его преподаватель реставрировал икону - Деисус из церкви Сергия Радонежского. Когда церковь отдали под музей и проводили туда электричество, в Деисусе выпилили аккуратную дырку с дно граненого стакана. Провели через икону трубу и провода.

В 1992 году весь иконостас церкви украли. Спаслась только эта икона – ее просто не смогли вынести, так как она была прошита трубой. Дырка спасла…

Основной проблемой, с которой Наталье пришлось столкнуться в первые же месяцы работы – проведение электрического отопления в Поганкины палаты. До этого топили печки. Когда идет постоянное электрическое протапливание, стены начинают очень сильно отдавать влагу, от которой экспонаты портятся. Наталье не удалось настоять на том, чтобы электрическое отопление было включено только в пустых залах, хотя именно это предписано нормами. И многие иконы стали «хрониками» - периодически стали возникать отставания, шелушения и т. д.

В их структуре произошли необратимые изменения, экспонаты «очень сильно переболели».

Михаил рассказывает, что подобное сейчас происходит и с Троицким собором – получили деньги на отопление, но при этом забыли взвесить все «за» и «против». Или решили не взвешивать. А иконостас собора в очень плохом состоянии и вызывает серьезное беспокойство.

По словам Натальи, состояние Троицкого беспокоит уже с давних времен. Еще в XVI-XVII веках знали, что в неотапливаемых церквях иконы сохраняются лучше, понимали, что нельзя вдруг начать топить. Знали, как проветривать, знали на уровне современной климатологии, только не умели сформулировать это в цифрах, и приборов у них не было. По ее словам, человек, который «понимал, что нельзя вот так взять и провести отопление, даже если очень хочется, чтобы там было тепло», был светлой памяти староста Иван Сидорович Городинский, который с послевоенного времени восстанавливал Троицкий и содержал его. Он хранил храм с точки зрения исторического памятника – ничего не передвигал, следил за порядком и всю жизнь копил деньги для золочения купола Троицкого.

И этот купол – лучший ему памятник.

Как говорит Михаил, «об удобствах для прихожан подумали, а об иконах-то и забыли».

Иконостас в Троицком соборе – уникальнейший памятник России. Он сохранился, по сути, в нетронутом состоянии, за исключением небольших прописок в нижних рядах.

По словам реставраторов, некоторые ряды в иконостасе уже просто осыпаются. Там провели отопление, сделали ремонт, поменяли люстры, паникадила. Хорос XIX века заменили на современную софринскую люстру. Интерьер изменился, но в лучшую ли сторону? Как горько замечает Наталья, «как будто вы пришли к зубному врачу ма-а-а-ленькую пломбу поставить, а вам взяли и весь зуб разворотили. Бором величиной с палец».

Люди и гвозди

Однажды после бурных снегопадов началась сильная оттепель. В тот вечер Наталья решила остаться на ночь в мастерской – просто, на всякий случай: «Я думала, что останусь, а утром приедет Михаил. И вдруг… как началось! В итоге это была не слежка, я просто беспрерывно бегала туда-сюда, чтобы только вода не попала в хранилище, потому что иначе…. С пола собирала тряпками, везде стояли ведра, все текло. Ведер двадцать из этих пятидесяти могло просочиться. Накрыло бы все фонды, все иконы стояли бы в воде». В ту ночь Наталья только с одного зала собрала тридцать ведер воды.

Этот случай дал возможность Михаилу, работавшему тогда всего второй год, познакомиться полностью со всей коллекцией. Именно тогда реставраторам пришлось обрабатывать весь фонд, проводить профилактические работы с иконами, удалять заражения плесенью, появившиеся в результате повышенной влажности. Заодно Михаил придумал усовершенствовать стеллажи в музейном хранилище. Тогда-то он и познакомился с каждой иконой, каждую в руках подержал. Сделал даже специальную тележку, «на которой сэкономил много здоровья и времени». Одновременно с этой работой он решил удалить заодно и «железо». В тех иконах, которые еще не были в процессе полной реставрации, сохранилось все то, что в них вбивалось на протяжении их существования и во время перемещений – гвоздики, чтобы вешать, да еще во время войны, когда вывозили коллекцию, ее скрепляли огромными гвоздями. В итоге получились целые коробки гвоздей, скоб и прочего железа.

Освободители

Одна из последних работ Натальи и Михаила - икона Сретения Владычицы Богородицы из часовни Владычного креста. Она содержит изображение средневекового Пскова и является самой большой сюжетной иконой в России.

Для наших реставраторов особенность ситуации – в том, что, трудясь в музее, можно расписать себе план работы на всю оставшуюся жизнь. Как говорит Михаил, «смело можно сказать, что и после нас работа останется».

Михаил считает, что провинциальному реставратору приходится быть универсалом - своеобразным терапевтом, семейным врачом, принимать быстрые и смелые решения, ориентироваться во всех материалах, эпохах и стилях… Что не исключается, но крайне редко происходит в крупных музеях столичных городов, так как там в каждом отделе для каждого рода и стиля живописи есть свои специалисты. Как говорит Михаил, «врачу приходится работать санитаром».

Если бы не кропотливая и высокопрофессиональная работа реставраторов, то ни мы, ни гости нашего города не смогли бы увидеть уникальных памятников культуры и искусства нашего народа. Причем не только древнерусских. Иногда им приходится спасать и другие экспонаты коллекции…

Наталья, например, рассказывала, что к пятидесятилетию освобождения Пскова делалась экспозиция. Тогда решили, что диорама, изображающая форсирование реки Великой в 1944 году (выполненная в единственной на весь Советский Союз студии им. Грекова, которая специализировалась на батальных панорамах и диорамах), устарела. Хотя это очень хорошая профессиональная живопись, а, кроме того, уникальный экспонат, который интересен всем. Как говорит Наталья, «ведь никому не приходит в голову уничтожать Севастопольскую диораму, диораму Бородино?» Она вместе с другими сотрудниками придумала, как можно отреставрировать диораму и перенести ее в новое помещение. По словам Натальи, «это была огромная радость, все были счастливы, что диорама, к которой все привыкли с детства, на месте, так как без нее экспозиция пропала бы. Я до сих пор прихожу, радуюсь и с гордостью говорю, что я спасла диораму!».

Наш разговор тихим вечером затянулся надолго. Чувство покоя и доброй гордости, что в нашем городе, рядом с нами работают преданные своему делу профессионалы, негромким, но постоянным своим трудом сохраняющие духовные богатства культуры, истории и веры не оставляет меня до сих пор.

Софья Давыдова.