Лариса Владимировна Васильева относится к людям, чью жизнь можно определить одним словом: преодоление. Не благодаря обстоятельствам судьбы, а вопреки им, 30 лет назад она пришла в цирк, известный в Пскове и за его пределами под названием «Арена». Известный тем, что здесь начинают выступать еще детьми. Лариса Владимировна, одна из немногих артистов, начала заниматься воздушной гимнастикой отнюдь не в детском возрасте.
- Я росла в детдоме. И была не просто больным ребенком, а очень больным. И взрослые предвидели мое будущее однозначно: инвалид. У меня был перелом шейного позвонка, так что большую часть детских лет я прожила с корсетом. От того, наверное, и не выросла: мой рост и сейчас не превышает полутора метров. Потом признали туберкулез костей, и я снова отправилась по больницам и изоляторам. От физкультуры в школе всегда была освобождена. Одноклассники – сами знаете, ребятам иногда свойственна жестокость – прозвали меня горбатой… Вот тогда и родилось мое стремление стать сильной. Я слишком рано поняла, что слабая и больная никому на свете не буду нужна. Тренироваться начала еще в детдоме: поднималась утром раньше всех, и - в коридор на занятия. А после школы приехала в Псков, в семью отца. Его жена приняла меня как родную, стала мне мамой. Вот тогда пошла я по секциям: в акробатику не взяли – слишком взрослая. В цирк, он тогда в Пскове только-только начинал работать, меня подруга привела, а я от страха что выгонят толком и объяснить ничего не могла – зачем пришла. Четыре года ходила как на работу: все смотрела, помогала с реквизитом. А сама втихомолку, никому ничего не говоря, начала тренироваться. Потом уже тренеры, с которых и начался псковский цирк, - Борис Терехов и Владислав Пушнов - попробовали меня в номере воздушных гимнастов. Получилось. Так в моих руках оказался счастливый билет, и началась моя цирковая жизнь в псковском цирке «Арена».
- Чем вас и сегодня, спустя тридцать лет, удерживает цирк? Что в нем притягательного?
- Цирк стал моей жизнью – настоящей жизнью. Все, что за его пределами (за исключением семьи), та необходимость, которую я принимаю, но душой и сердцем принадлежу не ей. А цирк - место, где я чувствую себя дома, где живу во всю данную мне силу. Это – как непреходящая любовь. Цирк – он ведь живой, как человек - со своим характером…
- И какая его черта – главная?
- Доброта. Это мир, в котором нет ничего невозможного – все, самые невероятные мечты и желания сбываются. Цирк прощает все, сближает людей, делая их родными, и лечит самые сильные обиды, которые наносит жизнь за пределами арены.
- А чего цирк не прощает?
- Предательства. Ни один из тех, кто по каким-либо причинам уходил из цирка, как потом ни жалел, не смог вернуться. И еще цирк не любит и не принимает людей злых, эгоистов. Такие здесь долго не удерживаются. И ленивых тоже не терпит.
- Говорят, травмы – неотъемлемый спутник жизни любого гимнаста, а уж тем более воздушного: как бывают взлеты, так случаются и падения.
- Меня Бог миловал. Не припомню и откровенных неудач. Просто бывают хорошие дни для выступления – как юбилейный, например, вечер, когда не чувствуешь ни страха, ни веса, ни усталости. А бывают так себе, когда все как будто через силу идет.
- Ваша дочь тоже стала гимнасткой, тоже выступает в «Арене», у вас даже есть совместные номера. Не страшно за дочь?
- Нет, это чувство я бы страхом не назвала. Каждый номер – это прежде всего точность расчета, которая проверяется на репетициях. Страх испытала однажды, в самом начале работы на трапеции: высота казалась недосягаемой. Как преодолевала? Традиционно: дожидалась, когда закончатся тренировки и все разойдутся. Ставила на стол два стула, взбиралась на эту пирамиду, дотягивалась до трапеции. Месяц так залезала: посижу, вниз посмотрю. Как страх исчез, и не помню. Но с тех пор ничего не боюсь. С дочерью – все иначе: хотя страха нет, но за другого, тем более родного человека, волнения всегда испытываешь больше, чем за себя. Это тоже объяснимо: более-менее точно могу отвечать за себя. За другого – сложнее, я ведь не могу представить, как работает чужая мысль, насколько верно оценивается ситуация, и какой будет реакция, не могу предвидеть следующего движения партнера. Нужно очень тонко чувствовать партнера, верить ему абсолютно. Зоя в этом смысле партнер хороший, хотя не могу утверждать, что работать с ней легко: с характером девушка. Она, можно сказать, родилась в цирке. Я, будучи беременной уже на третьем месяце, все равно продолжала выступать.
- А как муж относится к столь нетрадиционному семейному увлечению?
- Было время, а поженились мы 20 лет назад, пытался протестовать. И я решила отказаться от цирка, ради семьи. Но Николай очень скоро понял, что для меня это может стать катастрофой. И не стал настаивать. А теперь стал самым принципиальным критиком наших с дочерью выступлений. От него ничего не скроется: видит каждую ошибку, и никогда не смолчит, все выскажет. Так Зоя теперь иной раз просит его и не приходить на выступления.
- По яркости, эффектности и сложности ваши номера ничуть не уступают профессиональному цирку. Где и как учились цирковому мастерству? Какова степень риска, или он полностью исключен?
- Конечно, риск есть. В цирковом деле без него не обойтись. Но в момент выступления об этом вообще не думаешь: просто делаешь номер. У нас с Зоей есть номер с «обрывом», когда я - в полете, и Зоя ловит меня на веревку. Каждый такой полет – прыжок в никуда: я не знаю наверняка, где в этот миг находится Зоя (стою к ней спиной), насколько она точна в исполнении, чтобы в нужную секунду оказаться в единственно нужном месте. Но страха нет: в какую-то долю секунды говоришь себе: «Надо», - и прыгаешь.
А учиться – так, чтобы специально, не пришлось. Сначала учителя были хорошие – профессиональные гимнасты, по воле судьбы оказавшиеся в Пскове. Была учеба по случаю: то мы на гастролях (Новосибирск, Ставрополь), то к нам в Псков приедут с профессионального манежа. Раньше, правда, действительно специалисты приезжали, а сегодня - чаще любители, сами толком ничего не умеющие.
- Насколько я понимаю, цирк для вас - не основное место работы?
- И никогда не был – скорее бескорыстная любовь. Хотя кое-какие деньги, как тренер я получаю. Но этой суммы едва хватает на оплату квартиры. Цирк сегодня нелегкие времена переживает, те крохи, что удается собрать, почти целиком уходят на необходимые для выступлений снаряды, реквизит. Те же костюмы, например, сами шьем. Умные люди мне давным-давно растолковали, что в цирке на жизнь не заработаешь. Так что я уже двадцать лет работаю почтальоном – по утрам. А в цирке – по вечерам. Руководство в отделении связи относится с пониманием: когда речь идет о гастролях – не отказывает. Цирку моя дневная работа ничуть не мешает. Скорей помогает: пока пробежишь по всему участку, по нагрузке считай, тренировка прошла. А бывает, что к вечеру так устанешь, что нет, кажется, сил даже дойти до цирка. А придешь сюда, вдохнешь его запах, посмотришь на циркачат - мальчишек, девчонок, которых тренирую, – и откуда только силы берутся, работаешь, как ни в чем ни бывало.
- Лариса Владимировна, если бы так случилось, и цирк не вошел в вашу жизнь, вы можете предположить, как бы сложилась ваша судьба?
- Могу: давно была бы инвалидом, со всеми вытекающими из этого последствиями. Раньше встречала бывших своих детдомовцев: ни у кого нормальной жизни не было. Вот и получается: с какой стороны не посмотри, а я тридцать лет назад счастливый билет в своей судьбе вытащила – цирк.
Наталья БОБРОВСКАЯ.
На фото: На этом снимке еще мама поддерживает дочку, а теперь уже дочь стала удерживать маму в воздушном полете.
Фото из семейного архива