До основанья

Воспоминания от поездки в Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь, предпринятой Псковским отделением Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) 28 сентября 2007 года, свежи, как «розы, брошенные в гроб». Это не ложный пафос – это единственно возможное определение ко всему там увиденному.

Тревожные обращения в ВООПИиК стали поступать с весны 2007 года. Масштабы нового строительства, ведущегося в ныне действующем монастыре, потрясали даже неискушенного в деле сохранения исторического наследия туриста. Именно у туриста (не у паломника) теперь, к сожалению, может возникнуть резонный вопрос: а где оно здесь, мое наследие? Где памятники второй половины XVI века: колокольня, трапезная, собор с галереей, примыкавшей к звоннице? На этот вопрос после ознакомления со всеми обновлениями пытались найти ответы и специалисты, приехавшие в Крыпецы в конце минувшей недели.

«Нестяжательный нрав»

Дорога к монастырю трудная: каких-то 22 километра комфортабельный микроавтобус преодолевает целый час. Погода благоволит, разве что пыли много, но после дождя дорожного киселя хлебать было бы хуже. Едем, не ропщем. Занесло же преподобного Савву в эту «глушь лесов сосновых». И сейчас-то это – натуральная глушь, хотя до всех благ цивилизации вроде бы рукой подать и мобильник «в зоне действия сети», но уж в XV веке…

Крыпецкий монастырь всегда был местом уединенного и несуетного жития. Фото: Лев Шлосберг, 1981 г.

Как же холодно и страшно могло быть здесь одному. Впрочем, преподобный Савва, в отличие от нас, слабых телом и еще более слабых духом, один не был. Легко ему было жертвовать удобствами жизни в псковском Снетогорском монастыре и мало было уйти в обитель преподобного Евфросина на речке Толве. Желание служить высшей цели требовало полного уединения. Да, именно так: преподобному был желанен подвиг пустынножительства.

Тут надо бы самокритично заметить, что на такие размышления во время часовой поездки подвигает отнюдь не специальная подготовка к ней. Память преподобного Саввы Крыпецкого совершается 10 сентября. Божественную Литургию с торжественным молебном основателю обители псковские СМИ считают достойным информационным поводом, при этом не забывают привести краткий пересказ жития Саввы Крыпецкого. Две недели даже самая угнетенная суетой память может сохранить в себе этот пересказ.

Но, продвигаясь по темноватому (даже в солнечный день) лесу на пути к месту подвига и упокоения преподобного Саввы, кажется, что историю возникновения монастыря ты знал всегда. И в любую ночь разбуди, начнешь «своими словами» рассказывать, что Савва пришел в Псков из дальних земель. Возможно, «от горы Афонской», а, возможно, из Сербской земли, спасаясь, как многие православные, от турецких преследований.

Еще раз вспомнишь, что изначально будущего основателя Иоанно-Богословской Крыпецкой обители принял Снетогорский монастырь. Но вольность жизни в монастыре, близком к городу, иноку Савве была не по душе. И он ушел в обитель к преподобному Ефросину (Елеазару) в нынешний Спасо-Елеазаровский монастырь, где ему были поручены обязанности монастырского слуги. Служил Савва в обители ревностно и смиренно, а потом, испросив благословения, ушел в Крыпецкую пустынь.

Спасался там в молитвенных трудах, ничего не вкушал, кроме воды и хлеба (и, как сказано в житии, по средам и пятницам вовсе ничего не ел). Но совсем отшельническую жизнь вести ему было не дано. Хотел или не хотел преподобный, но шла по земле слава о его смирении, бескорыстии («нестяжательном нраве») и трудах. Из Пскова и окрестных мест к нему стали стекаться ученики. К этому времени пустынножитель построил небольшую церковь во имя св. евангелиста Иоанна Богослова.

Приходили к нему не только ученики, но и люди из мира: посадники, бояре, благочестивые псковичи. Всех принимал, помогал духовным советом: «Таким образом устроил он спасение многих душ, и некоторые из приходивших к нему не хотели более возвращаться в мир. Посадники же и бояре начали давать имущества для сооружения обители, но игуменом преподобный отказался быть и поручил управление иноку Кассиану».

«Нестяжательный нрав» преподобного Саввы не изменился, хотя в монастыре теперь оказалось достаточно средств. Но в его келии по-прежнему ничего не было, кроме двух икон, мантии и рогожки, на которой преподобный спал. И братию учил тому же: «К чему называем мы древних подвижников своими отцами, когда не живем их жизнью, как следует детям. Они, бездомные, нищии, проводили время в вертепах, в пустынях и для Господа со всей твердостью покоряли свою плоть духу, не знали покоя ни днем, ни ночью. Возлюбленные дети благого Господа, не звуками только и одеждою будем показывать любовь нашу к Нему, а делами: любовью друг ко другу, слезами, постом, всяким воздержанием, как совершали это древние отцы».

Житие рассказывает и о чудесах исцеления, происходивших в обители при живом Савве, и о том, что уже почивший преподобный не оставлял монастырь своей защитой. Однажды явился разбойникам, желавшим ограбить монастырь, и велел им покаяться. Покаялись. А их предводитель остался в монастыре. В середине XVI века были обретены мощи преподобного Саввы Крыпецкого, на места их нахождение указал сам Савва, явившись иноку Исаии. Был основатель обители «высок ростом, с бородой седой, как снег, круглой, густой и не очень долгой»… Преподобный Савва был красивым человеком – во всех смыслах.

Но у монастыря есть не только духовная история.

Спаси и… сохрани?

Крыпецкий монастырь знал разные времена. В его истории были расцветы, и полное запустение, и оскорбление, и уготованность к гибели. Запустение XVII века, восстановление в начале XVIII века. В начале XIX века здесь любил бывать митрополит Евгений Болховитинов, составивший описание Ионно-Богословского Крыпецкого монастыря. Для него трапезная монастырская палата была превращена в настоятельские покои.

Фото: Лев Шлосберг, 1981 г.

Впервые описание монастыря 1586-87 годов было опубликовано в 1996 году в работе Вл. В. Седова «Псковская архитектура XVI века»: «…монастырь Ивана Богослова камена Крыпецкой, а в монастыре церковь Ивана Богослова камена, паперть каменна же, а на церкве крест древян… а на кресте голубчик позолочен… Да у Иванна Богослова предел Саввы Сербъскаго… Церковь Успения Пречистыя Богородицы каменная трапеза… Да вверху над церковью Успения Пречистые Богородицы придел Ивана Списателя Лествицы… Да промеж церкви и трапезы переход на столбах, а подле перехода клепальница деревянная, а в ней клепало железное… Да под Савою Серпским гробница Савы Чюдотворца, а на ней плащаница… Ворота Святые каменные, а на них три три верхи… а напереди писаные святые. Да подле церкви Иванна Богослова колокольница деревяная».

В начале XX века Крыпецкий монастырь был одним из самых крупных и богатых монастырей Псковской земли. В нем состояло 40 монашествующих, 21 послушник. Монастырские земельные угодья составляли 3602 десятины земли.

В 1918 году монастырь был закрыт, в 1923 году закрыли и собор. Обитель разграбили. А в 50-е годы на территории монастыря сделали скотный двор и конюшню.

Но память о святой обители искоренить было трудно. В те же 50-е годы над могилой блаженного монаха Корнилия поставили деревянный храм с иконостасом, куполом и крестом. В сентябре 1958 года председатель Торошинского сельского совета И. Денисов вместе с комсомольцами разобрали и сожгли деревянный храм. Но поскольку паломничество не прекращалось, в 60-е годы XX столетия монастырь решили взорвать.

Спасла его известная защитница псковских памятников истории и культуры, кандидат искусствоведения, поэт и писатель Елена Морозкина, ушедшая из жизни в 1999 году. Именно Елена Николаевна добилась, чтобы Крыпецкий монастырь не взорвали, а взяли под государственную охрану. Она ввела этот памятник в научный обиход: ни до, ни после Елены Морозкиной таких исследований комплекса памятников Иоано-Богословского Крыпецкого монастыря не проводилось. Впервые она увидела монастырь в 1957 году. Каким?

Одна короткая цитата из ее «Псковской земли»: «В глубине между собором и колокольней виднеется насыпь: это рухнула соединявшая их галерея; теперь между ними, заполняя пустое пространство, тихо позванивают высокие липы. Некогда здесь стояла многопролетная звонница наподобие Печерской, составляя «задник» парадного монастырского двора. Двор был вымощен прекрасными каменными плитами. Собор, чуть прикрытый от главных ворот трапезной, раскрывался за нею объемно, с угла, окаймленного двумя расходящимися лестницами. Он стоял на высоком гульбище, как на постаменте, увенчанный короной зубчатой кровли. Трапезная палата смотрела на собор нарядными окнами в красивых наличниках, напоминающих девичьи кокошники. Можно думать, что ее парадная лестница проходила недалеко от ворот. Она была обращена к собору и завершалась маленькой звонничкой с колоколом, «что в трапезу звонить».

От монастыря сохранились только эти каменные постройки. Они составляют в плане неправильную букву «П» — с укороченной широкой левой «ногой», которую занимает собор, и более узкой удлиненной правой, которую занимает трапезная. (Колокольня стоит в углу правой вершины. Первоначально это была столпообразная церковь при трапезной палате.) Место перекладины принадлежало соединительной галерее. Переход здесь был изначально, сперва деревянный, на столбах, рядом с которым стояла деревянная звонница с часами. Потом его устроили внутри каменной звонницы, на которую перевесили часы. Затем звонницу превратили в галерею, сняв у нее верх и перевесив часы на колокольню, которую надстроили над столпообразной трапезной церковью. Все сохранившиеся постройки относятся ко второй половине XVI века».

Сохранившиеся постройки… В 80-е годы XX века при всей государственной охране здесь царило страшное запустение. Но реставрационные работы начались лишь спустя 15 лет. Вернее, это защитники памятника думали, что началась реставрация. А началось… Началось, скажем так, «восстановление обители», в чем нам, к несчастью, предстояло убедиться воочию.

«…Главный архитектор у нас отец наместник»

Путь наш был окончен: дорога, наконец, вырывается на отвоеванную у леса свободу. Мы у ворот монастыря: новеньких, беленьких, хорошеньких. Прямо игрушечных. Не знаешь, чтобы еще такое «енькое» добавить для описания. Впрочем, слева от них уже выросла отнюдь не «игрушечная» стена, которая скоро опояшет монастырскую территорию. Можно предположить, что тогда уж так запросто со «специальным» визитом сюда не наведаешься.

Новое строительство в Крыпецком монастыре уже не имеет практически ничего общего с наследием XVI века и эпохой Саввы Крыпецкого. Фото: Александр Сидоренко

Но пока группа в составе председателя Псковского областного отделения ВООПИиК Ирины Голубевой, ее заместителя Антонины Тарасовой, археолога, кандидата исторических наук Бориса Харлашова, архитектора-реставратора Галины Гофман, начальника отдела охраны объектов культурного наследия комитета Псковской области по культуре и туризму Людмилы Солдатенко довольно приветливо встречена благочинным монастыря отцом Мордарием.

Специалисты несколько растерянно обозревали монастырский двор: «Мы уже очень давно у вас не были»… Приветливость и благодушие отца Мардария оставались неизменны: он искренне был готов показать не очень жданным гостям все монастырские новостройки. Как сразу же выяснилось, к их числу, увы, теперь можно отнести и ранее руинированную, а теперь «реконструированную» галерею, колокольню и трапезную: те самые «сохранившиеся постройки второй половины XVI века»…

Госпожа Солдатенко сразу попыталась направить разговор в деловое русло, напомнив, что после реставрации собора все работы, с которыми сейчас будут знакомить специалистов, проводились без согласования с органом охраны памятников. Генеральный план, по которому работы должны вестись, вообще отсутствует. «Где отец наместник укажет, там и строим?» - проницательно заметила Людмила Александровна, заодно поинтересовавшись, где монастырские архитекторы «подглядели» проект ограды. Проект, как выяснилось, «оригинальный», собственноручного, можно сказать, изготовления…

Гостям представили главного монастырского архитектора Александра Сергеевича Кузнецова. Впрочем, он сразу пояснил для псковских коллег: «Я не главный архитектор – главный архитектор у нас отец наместник». В скорбном путешествии по монастырю охранителей памятников наместник монастыря – отец Дамаскин – не сопровождал. Всю тяжесть профессионального взгляда выдержали благочинный и господин Кузнецов.

А профессиональному взгляду было от чего потяжелеть и, мягко говоря, посуроветь. От руин галереи, некогда соединявшей собор и колокольню, не осталось и следа. Но, собственно, галерея есть: новенькая, беленькая, как свежее яичко. «Вы понимаете, что ваша галерея – это новое здание, построенное без согласования и проекта, но примыкающее к памятнику федерального значения?» - спросила Ирина Голубева у сопровождающего. Из всего вопроса отец Мардарий усвоил только словосочетание «без согласования и проекта» и поспешил заверить, что в ближайшем будущем этот «новый объем» будет и «запроектирован», и «согласован». Видимо, как и вся беда, уже случившаяся с монастырской трапезной (таких памятников в Псковской области единицы) и колокольней.

Хозяева гостеприимно проводили гостей к трапезной, милосердно предупредив: «Мы делаем реконструкцию, а не реставрацию». «Это даже не реконструкция», - единственное, что смогла для начала сказать Ирина Голубева. И после того, как все насладились лицезрением свеженадстроенных «уровней» из нового кирпича (!) тихо констатировала: «Вы сгубили трапезную». «Мы поступаем, как в древности: если храм разрушен – строят новый», - пожал плечами архитектор Кузнецов. «Здесь и далее» все аргументы специалистов о праве на такое «обхождение» с живой памятью, натыкались на сакраментальное: «Монастырь должен жить и развиваться». «Меня потрясает ваша гордыня», - уже не чинясь, бросила госпожа Голубева.

А членов общества охраны памятников уже ждали «новые открытия», после которых Галина Гофман чуть не с физическим страданием в голосе спрашивала: ну как, как можно было использовать цемент в работе с древней кладкой из известняка? Кто дал право воплощать в жизнь такое дикое «инженерное решение», как обивка стен и сводов XVI века железно-сетчатой арматурой с оштукатуриванием цементом? Почему не посоветовались со специалистами, которые бы на пальцах объяснили: такой «способ консервации» погубит стены, известняк будет там просто разлагаться. Но советоваться, как выяснилось, было некогда: «Мы же строим буквально с листа…» Без проекта, без согласования, без консультаций - «ради жизни в монастыре».

Выбравшись из трапезной, гости несколько минут постояли на берегу Святого озера, «полюбовались» на бьющие в нем… фонтаны. «И фонтанчик шпинделяет»… Кто-то бросил: «Прямо Петергоф»…

Господи, да кто же оплачивает весь этот шик? Ведь в такое «восстановление» и «реконструкцию» вложены невооруженным глазом считающиеся десятки миллионов! Отец Мардарий уклончиво сообщает о том, что все делается на пожертвования. Кто же так жертвует монастырю? Может, кому-то из нуворишей захотелось «прилечь» в вечном покое рядом с преподобным Саввой? Как он говорил-то: «К чему называем мы древних подвижников своими отцами, когда не живем их жизнью, как следует детям. Они, бездомные, нищии, проводили время в вертепах, в пустынях и для Господа со всей твердостью покоряли свою плоть духу, не знали покоя ни днем, ни ночью»?

Впрочем, в монастыре нынче не пахнет покоем, и не видно смирения Понятно лишь одно: в забогатевшую обитель «тащат» всё, что где-то было увидено и приглянулось. Ворота, бетонная ограда, крыльца собора, новенькая галерея, «восстановленная», а фактически отстроенная заново трапезная, упакованная в цемент и железо подлинная кладка ее стен и стен колокольни. Хозяйственные постройки, огороды, теплицы, братские и гостиничные корпуса из… силикатного кирпича. К концу обозрения «лепоты» госпожа Солдатенко констатировала: «От монастыря XVI века почти ничего не осталось».

«Прорабская реставрация»

Это правда. Но попробуйте сказать эту правду отцу наместнику. Отец Дамаскин принял псковскую делегацию у своего дома. Выразил глубокую уверенность, что в ближайшем будущем все колоссальные изменения в монастыре будут оценены по достоинству. То есть так, как это достоинство понимает сам отец наместник: орган охраны памятников согласует все «новьё» задним числом, поблагодарит и вручит авторам почетные грамоты за «восстановление» обители. Скромную надежду на грамоту отец Дамаскин выразил раза три в процессе короткого общения с псковской делегацией.

Архимандрит отец Дамаскин (крайний слева) полагает, что право изменять облик монастыря предоставлено ему свыше. Фото: Александр Сидоренко

А как же ему эту надежду не выражать? Это только в определенных «специальных» кругах у отца Дамаскина прозвище …как бы это, чтобы никого не обидеть… В общем, выражаясь витиевато: «председатель коллективного хозяйства». А в остальных кругах, в том числе духовных, он – трудник, подвижник, поднимающий обитель с колен после позора запустения и полной разрухи. В 2005 году информационная служба Псковской епархии сообщила, что наместник Иоанно-Богословского Крыпецкого монастыря возведен по Указу Святейшего Патриарха в чин архимандрита за усердную молитву и возрождение Крыпецкого монастыря, и награжден Владыкой Евсевием наперсным крестом с украшениями.

«Монашеское житие не любит человеческой славы. Но как светильник ставится на возвышенном месте, чтобы светить всем в доме, так и отцу Дамаскину довелось церковной наградой послужить славе святой Церкви», - отметили тогда в епархии. Вот в чем правда-то.

По этой правде за все имеющиеся заслуги по благословению Архиепископа Псковского и Великолукского Евсевия, Крыпецкой обители недавно был отдан древний псковский храм Рождества Иоанна Предтечи – как храм монастырского подворья. Александру Кузнецову уже показался слишком узким вход в храм. Архитекторы-реставраторы замерли в ожидании…

Не хотите реставрировать памятники архитектуры? Не реставрируйте! Не трогайте их вообще! Но тогда и монастырь надо строить на новом месте, «с чистого листа». Зачем вам культурное наследие, если вы его уничтожаете – теперь уже навсегда, безвозвратно, без малейшего шанса на реставрацию? Однако псковской делегации не удалось ни на ноготь убедить отца Дамаскина в том, что для восстановления обители не надо, нельзя, недопустимо губить памятники своей же истории (гражданин России отец наместник, в конце концов, или не гражданин?).

Гости развернулись и побрели к «Святым воротам», попутно разглядывая еле обозначенное в хозяйственной суете монастырское кладбище и многочисленные постройки из силикатного кирпича.

В автобусе разговариваем с Ириной Голубевой, которой трудно отойти от эмоционального восприятия только что увиденного. «Все помнят запущенное, но подлинное состояние монастыря. Помнят, как отражалась в Святом озере колокольня – главная доминанта всего участка, которая всегда привлекала особое внимание Бориса Скобельцына. Она была совершенно не изучена… Очень жаль, что утрачена галерея – переход, который всегда вызывал столько полемики у исследователей. Его построили заново. Это беспрецедентно. Разрушили и заново сделали совершенно другую форму! Уже только за это можно лишать возможности жить и работать в этом месте. Трапезная, очень интересный элемент монастырского комплекса, также была не исследована. Было понятно лишь, что это московская школа. Было бы интересно проследить ее историю: это и научный вопрос и вопрос, я бы сказала, политической истории. Это продвинуло бы наши представления о процессах, которые происходили в Пскове, когда полностью изменилась политическая система. Изменилась жизнь людей. Наука до сих пор спорит: кто на кого оказал влияние – псковичи на московскую школу зодчества или москвичи на псковскую? Но теперь архитектурные данные пропали. Это просто варварство – то, что там делается…

Даже то, что осталось, закручивается в бетонные саркофаги под предлогом сохранения. Заключить наш известняк в цемент и железо – это значит погубить его. С моей точки зрения – это преступления. Преступление совершилось и совершается. Есть такое выражение - «прорабская реставрация», работа «с листа», без документации. Вот уничтожение перехода к звоннице и происходящее уничтожение трапезной – это «прорабская реставрация», - Ирина Борисовна аккуратно старалась выбирать выражения для всего увиденного «архитектурного большевизма».

Вечное поминовение

И мне теперь всё думается: для того ли спасла монастырь от взрыва Елена Морозкина, чтобы было уничтожено дело ее жизни? Дело нашей памяти? Если бы она увидела, что описанные и изученные ею памятники, которые надо было еще изучать и изучать, отныне будут недоступны: ни исследователю, ни обыкновенному человеку, ищущему знания о своем прошлом? Что в очередной раз новое поколение будет начинать свою историю с чистого листа? И будет продолжать рвать и рвать этот чистый лист, как советская власть, расчищавшая место для своих белых листов (или пятен), взрывала храмы?

Архитектор Александр Кузнецов (краний слева) применяет невиданные в мировой реставрации строительные технологии. Фото: Александр Сидоренко

Каково помнить после этой поездки, что имя спасительницы, рабы Божьей Елены вписано на вечное поминовение в Синодик Крыпецкого монастыря?..

А если снова процитировать рабу Божью Елену? «Простота, весомость, значительность. Нет ничего мелочного и ненужного. Это рождает чувство силы и естественности. А затем выступает нежность — в легких оттенках камней, в плавности неровных линий, в мягкой лепке стен, в едва уловимой неодинаковости всего, в скромном, наполненном воздухом декоре, в светлых рефлексах теней, в удивительной связи с цветом неба, деревьев и трав — в любую погоду, в любое время года, дня и ночи. Видимо, в этом таится то человеческое тепло, которое мастера передали своему творению.

Тишина. Затаенность. Мелкорослый лес, который назвал бы леском, если бы он не тянулся на многие версты. Эпическое спокойствие архитектуры неотделимо от тишины и пустыни, словно порождено ими. Но, как ни странно, здесь не чувствуешь оторванности от мира, а наоборот, ощущаешь его полноту. Исчезает только суетность».

Суетность…

Комиссия Псковского отделения ВООПИиК составляет акт, в котором будут отражены все обнаруженные нарушения. Документ будет отправлен в областной комитет по культуре и туризму, а также в Росохранкультуру – и в управление по Северо-Западному федеральному округу, и в Москву. И, возможно, в Московскую Патриархию.

Начальник отдела охраны объектов культурного наследия комитета Псковской области по культуре и туризму Людмила Солдатенко также подготовила письмо (по словам Людмилы Александровны, оно носит характер предписания) в адрес отца Дамаскина о необходимости срочно прекратить работы, проводящиеся без согласования с органом охраны памятников, и обратиться в институт «Спецпроектреставрация» с тем, чтобы провести полноценные обмеры подлинных участков кладки памятников, документально их зафиксировать. Предписание также будет направлено в управление Росохранкультуры по Северо-Западному федеральному округу, которое и должно принять меры, способные остановить уничтожение памятников. Ведь юридически памятники федерального значения – это зона ответственности федерального органа охраны.

«Юридически» - это очень важное слово. Напомним, что статья 243 Уголовного кодекса РФ («Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры») гласит: «Уничтожение или повреждение памятников истории, культуры, природных комплексов или объектов, взятых под охрану государства, а также предметов или документов, имеющих историческую или культурную ценность, - наказываются штрафом в размере до двухсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев либо лишением свободы на срок до двух лет. Те же деяния, совершенные в отношении особо ценных объектов или памятников общероссийского значения, - наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо лишением свободы на срок до пяти лет».

* * *

Великий провидец, преподобный Корнилий Крыпецкий, далекий преемник преподобного Саввы, живший в обители в конце XIX – начале XX вв., предсказавший все будущие бедствия и горести России, в том числе убийство царской семьи, знавший день и час своей кончины и все обстоятельства своего погребения, предрекал обители силу и славу. Нет никакой уверенности в том, что сейчас сбывается именно пророчество преподобного Корнилия.

Елена ШИРЯЕВА. Крыпецы – Псков