В течение недели в областном центре прошли два концерта абсолютно не областного масштаба
Один из них вполне тянет на сенсацию: во Пскове выступил Дамо Судзуки, вокалист легендарной группы CAN. Кто понимает, тот понимает, кто не в курсе – приглашаю поинтересоваться. Это – новость первая. А во-вторых – репортаж о ещё одном событии: прошедшем на сцене Большого зала филармонии концерте французской группы «Quelques fiers mongols».
Французский фри-фарс свирепых монгольских монгольфьеров
Костюмы «Свирепых монголов» – это смесь нарядов азиатских кочевников с диско-гламуром. Фото: «Городская газета» |
Поэтому успех финнов, вошедших со своим хард-рок-кунстшюком во все рок-энциклопедии, думается, был вполне предсказуем. А вот французы «Quelques fiers mongols», несколько дней назад поразившие аудиторию местной филармонии, пошли дальше: это же надо, додуматься сыграть диксилендовым составом Led Zeppelin в фри-джазовом ключе.
Их шестеро, они экстравагантно выглядят и потрясающе звучат. О музыке, о том, как и что звучало – чуть позже, а сначала – про шоу и внешний вид: это было просто невероятно.
Над сценой висел почти настоящий воздушный шар – символ и талисман ансамбля. Тут как раз надобно напомнить, что классический воздушный корабль, поднимаемый в небо нагретым газом, называется монгольфьером – от фамилии его изобретателей, братьев Монгольфье. Последователем братьев был знаменитый граф Цепеллин, создатель дирижабля. Фамилия германского графа и название его летательного аппарата впоследствии были обыграны в имени легендарной рок-группы Led Zeppelin («Свинцовый дирижабль»), музыка которой стала источником для вдохновения наших французов.
Собравшись впервые десять лет назад, они сказали себе примерно так: у немцев – цепеллин, а у нас – монгольфьер. Мongol fier значит «свирепый монгол» - отсюда называние «Quelques fiers mongols» - «Несколько свирепых монголов». Такой вот довольно сложный парафраз, увязывающий воедино ориентальный фарс, воздухоплавание и историю рок-музыки. Есть название, дело осталось за звучанием. И оно возникло названию подстать: музыка яркая, громкая, яростная и смешная.
Однако, прежде чем перейдём к музыке, всё же ещё пара фраз о шоу: оно того стоит. Во-первых, наряды: они, созданные каннским модельером (в Каннах, кстати, группа в прошлом году открывала музыкальную программу кинофестиваля), представляли собой вариации на тему «что, если скрестить костюм азиатского кочевника с диско-панк-гламуром семидесятых?»: бархатные шаровары, халаты с гобеленовыми рукавами; фески, тюрбаны, чалмы, тюбетейки; золото, кисея, бахрома. При этом – обнаженные торсы, ботфорты на толстенной подошве, микрофоны, саксофоны, барабаны. Всё блестит и переливается самыми яркими красками, органично дополняясь сиянием медных труб - в составе их аж пять: тромбон, труба, геликон, альт- и баритон-саксофоны. Плюс барабанная установка, на которой воспроизводились все сложнейшие ритмические рисунки покойного ударника Led Zeppelin Джона Бонема. И наконец – самое удивительное: металлофон и настоящая шарманка [ 1 ], управляемая очаровательной блондинкой с совершенно немыслимым головным убором – что-то вроде эскиза костюма Царевны-Лебедя для дягилевских сезонов. Или Марии-Дэви-Христос. В общем, «и во лбу звезда горит».
И вот все эти поразительные люди в течение пары часов без устали скакали по сцене, кривлялись, дразнили друг друга и публику, шутили над собой и музыкой, плясали жигу, дули в трубы, били в барабаны и бубны, изображали хор с дирижёром и солистом (только вместо пения они вопили страшными голосами – они же свирепые монголы – а солист, чтобы перекричать прочих, хватал мегафон). Ещё они приглашали на танец девушек из зала – причём, специально подбирали их по принципу «дама выше кавалера на четыре головы». Ещё они рубили капусту - в прямом, не в переносном смысле: торжественно вынесли на сцену кочан и инсценировали средневековую казнь. А останки швырнули в зал – вот какие они ужасные. В общем, развлекались по полной программе. Надо сказать, что кому-то из публики такое глумление над филармонической атмосферой показалось недопустимым – особенно когда во время проникновенного и тихого вступления к «Лестнице в небо» половина банды спустилась в зал, куда был притащен невесть откуда взявшийся огромный лист упаковочного полиэтилена – знаете, такого, с пузырьками воздуха – и принялась с очень умным и серьёзным видом эти самые пузырьки - «чик-чик-чик!» - давить. А потом утомились, жестами упросили продолжать это занятие партерную публику, а сами достали – о ужас! – бутылку настоящей (не сомневайтесь, я проверял) водки и давай пить её прямо из горлышка. Вот тут кое-кто в партере не выдержал и убежал, возмущённо тряся головой.
И тогда я подумал: всё-таки замечательная, неравнодушная у нас публика, особенно в партере. Эти господа не дадут всяким заезжим шарлатанам глумиться над музыкой.
Да, о музыке…
Музыкальный уровень всех исполнителей не просто высокопрофессиональный, он запредельный – это настоящие виртуозы, техничные и изобретательные импровизаторы, блестящие ансамблисты. Короче, чудо, что за ребята.
В репертуаре группы – только песни Led Zeppelin, абсолютно точно сыгранные диксилендовым оркестром – естественно, с традиционным похоронно-свадебным (дудки-трубы-барабаны) составом. Музыканты говорят о таком воспроизведении «снято в ноль». На основу из хард-роковых рифов и запилов, исполненных на саксофонах, тромбоне, трубе и ударных наложены ослепительные фри-джазовые соло. И очень интересно поступили с шарманкой: органные пассажи в стиле Джона Лорда, заранее записанные на перфокартах, прокручивались исполнительницей с разной скоростью в разных направлениях. То есть, если говорить опять же языком современных музыкантов-электронщиков, это были такие как бы «аналоговые лупы». Прикольно, как весь этот проект. Спасибо филармонии.
Кстати, многие из бывших на концерте отмечали, что в этот раз очень неплохо была организована реклама, благодаря чему зал был практически полон: редкий случай для такого необычного концерта.
После Пскова «Свирепые монголы» отправились на Восток - в Калмыкию, а потом и вовсе в Кемерово, Новосибирск, Владивосток. Там они надеются найти вокалиста, владеющего техникой горлового пения и сделать с ним программу, где бы запредельно высокий вокал Роберта Планта передавался обертоновым свистом Великой Степи.
Обратно будут ехать через Питер, возможно, заглянут к нам ещё – приём местной публики очень понравился.
Так что следите за объявлениями.
Японский бог
Живая легенда мирового музыкального авангарда Damo Suzuki на концерте в Пскове. |
В истории рок-н-ролла СAN занимают место в одной компании с «Pink Floyd», «King Krimson», «Jethro Tull», ELO, ELP и прочая и прочая и прочая. Влиятельнейшая британская музыкальная газета Melody Maker в своё время называла CAN самой талантливой и последовательной из всех экспериментальных рок-групп Европы.
При этом, в отличие от большинства мастеров арт-рока, которые, на ходу набираясь музыкальных знаний, шли от рок-н-ролла к классике и академическому авангарду, эти ребята проделали ровно противоположный путь: основатели группы, возникшей в 1968-м в Кёльне были музыкантами с консерваторской выделкой, учениками «последнего крупного европейского композитора», признанного классика авангарда Карлхайнца Штокхаузена (в свою очередь ученика «просто классика», самого Оливье Мессиана). В какой-то момент они пришли к выводу о том, что будущее европейской музыки лежит в области, где интеллектуальные изыски современного академического авангарда сплавились бы с энергетикой рок-н-ролла. Так возник проект CAN – левацкий, авангардный, провокационный. Кроме писавших музыку «академиков» Хольгера Цукая (бас), Ирвина Шмидта (клавиши) и Дэвида Джонсона (духовые), в состав вошёл джазовый барабанщик Яки Либецайт. Первый альбом вышел в 1969-м с чернокожим вокалистом и скульптором Малькомом Муни. Однако вскоре Муни покинул группу из-за проблем с алкоголем и наркотиками, вылившихся в маниакальную подозрительность по отношению ко всем белым членам группы, которых он стал считать фашистами. Это тем более странно, что один из вариантов расшифровки названия группы это «коммунизм, анархизм, нигилизм» - очень в стиле левого западногерманского искусства времён студенческих бунтов шестидесятых и «эстетических террористов» из RAF.
Так или иначе, нужно было искать нового вокалиста, и его нашли прямо на улице в Кёльне: это был японский парень-хиппи, уличный музыкант, странствующий по Европе. Парня звали Дамо Судзуки, в первый же вечер он выступил с набиравшей популярность группой на концерте, а в течение следующих нескольких лет записал с CAN ряд совершенно выдающихся пластинок, вошедших в золотой фонд мировой рок-классики.
С уходом в 1973 году Судзуки из группы (женился и увлёкся религией) её история практически закончилась – нового подходящего вокалиста так и не нашлось. Какое-то время вместо живого голоса использовались случайные звуки радиопередач и этнографические записи, после ухода из Sex Pistols сам Джонни Роттен предложил себя на место певца в CAN, но всё это было не то. Группа распалась, но о влиянии СAN говорила и говорит масса самых разных музыкантов, от Брайана Ино до Sonic Youth. Собственно, весь современный панк, хардкор и индастриал – так или иначе, наследники минималистического бита CAN, что наглядно видно в многочисленных эмбиент- и драм-н-бэйсовых ремиксах и трибьютах, посвящённых им.
Сегодня каждый из былых членов группы занимается сольной карьерой. Не исключение и наш гость: увлечение религией длилось довольно долго, но последние четверть века он устраивает по всему миру полуимпровизированные выступления с проектом «Damo Suzuki’s Network». Среди российских участников – Леонид Фёдоров из «Аукциона» и саксофонист Сергей Летов.
В этот раз в рамках фестиваля господин Судзуки изволил выступать с московской командой В.О.М.4 (проект Волшебная Одноклеточная Музыка).
Слово «команда» здесь использовано в двух смыслах: во-первых, это реально существующая группа из Москвы с вполне стабильным составом и славной историей; во-вторых, это почти стихийно сложившийся в ходе фестиваля для выступлений с Судзуки состав, состоящий из музыкантов, разделяющих принципы В.О.М.: спонтанное соединение артистов на сцене и музицирование без предпосылок. Звучит, согласен, несколько странновато, но это только с непривычки; для тех, кто хоть немного знаком с теорией и (особенно) практикой музыкального авангарда второй половины ХХ века, тут ничего особенного: совместная неподготовленная импровизация. Штука завораживающая, сложная и опасная, всегда потенциально могущая обернуться как триумфом, так и провалом. Но тем и интересная: никогда не знаешь, чем всё кончится.
На очень тёмную сцену один за другим стали выходить музыканты, по очереди подключаясь к звучанию: ритм-секция, потом три гитариста, потом – вокалист. И началось: бесконечная композиция (первая вещь длилась почти час), построенная на нескольких остинатных фигурах, которые исполняли каждый из музыкантов. Похоже на минимализм в стиле Стива Райха или Майкла Наймана: пьеса складывается как бы из кирпичиков: одна повторяющаяся простейшая фигура, к ней добавляется ещё одна, потом ещё и ещё - с каждым новым периодом.
Только тут не стиврайховская «Музыка для восемнадцати музыкантов», которую как мне кажется, вживую могут исполнить только роботы или какие-то сверхтерпеливые сверхпрофессионалы. Тут живая импровизация. И каждая из этих фигур исподволь, постепенно - меняется. И звучность постепенно нарастает (кстати, то, что громкость, вплоть до запредельной, превышающей уже болевой порог это есть просто одно из музыкальных выразительных средств – тоже изобретение авангарда). И на фоне всего этого точно так же – из небольших фрагментов: кусков музыкальных фраз, отдельных слов, выкриков, взвизгов и шёпота – строит свою импровизацию Дамо Судзуки. И первые несколько минут… Да что там – минут. Первые полчаса кажется, что это всё какая-то мистификация. Что это только вступление. Что музыка должна быть другой. Более содержательной, что ли. Что должно произойти какое-то событие. Тональность поменяться. Или ритм, Или хотя бы другая гармония. Хоть что-то или я сейчас повернусь и уйду домой спать…
А вдруг потом – прорыв в новую реальность. Переход от музыки действия к музыке состояния. Изменение сознания и расширение его. В общем – авангард. Хаос, разрушение, восторг.
Так прошло два часа – я и не заметил. Потом вдруг всё закончилось несколькими оглушительными аккордами, в зале стало посветлее, а мэтр (он, оказывается, совсем не старый ещё – такой симпатичный пожилой японский хиппи), спрыгнув со сцены в зал, за руку попрощался со всеми участниками концерта. И как-то это было очень естественно, потому что тут только что точно было ощущение совместного пребывания всех разом – и музыкантов, и слушателей – в другой далёкой реальности.
Некоторые говорили, что если такую музыку чаще слушать, то можно вполне реально экономить на других средствах, меняющих сознание. У меня на этот счёт имеется другое мнение, да только высказать его публично не позволяет Закон о СМИ. И ладно: речь не о краут-роке и не о кусочке сахара, который, как гласит легенда, всегда прилагался к билету на концерт ранних Pink Floyd.
А у нас пару дней назад был концерт, где вовсю царил тот самый великий дух, учащий слушать себя и звучать вместе. А на сцене был тот самый Дамо Судзуки.
Живая легенда, японский бог…
Юрий СТРЕКАЛОВСКИЙ
1 Шарманка, она же уличный орган. Признаться, видел такой инструмент не в музее в первый раз. Попробую описать его устройство, поскольку он очень заинтересовал и меня, и часть публики, оставшуюся после концерта.
Конструктивно и чисто внешне это выглядит так: орган-портатив с деревянными трубами. Воздух нагнетается при помощи мотора, а вместо клавиатуры – устройство, напоминающее то, что используется в музыкальной шкатулке: рычажки, проваливающиеся в прорези перфокарты которую протягивает через это устройство музыкант при помощи ручки, похожей на ту, что использовалась в старинных мясорубках. Рычажки передают усилие на виндлады, открывающие и закрывающие клапаны – так возникают звуки. Перфокарты раньше делались вручную, сейчас их режет на плоттере специальная компьютерная программа, преобразовывающая миди-файлы.