Крошка айсберга

Реконструктор Максим Колпаков: «Человек одной культуры не может полностью адекватно воспроизвести ментальные категории и образ поведения, образ мыслей человека другой культуры, человека отстоящей эпохи»

12-14 июня на Труворовом городище в Изборске состоялся третий фестиваль раннесредневековой культуры «Исаборг» [ 1 ]. С каждым годом фестиваль привлекал все больше внимания, и очень быстро превратился из камерной встречи друзей-реконструкторов в культурное событие, резонанс которого вышел за пределы Псковской области. Одним из инициаторов и организаторов фестиваля является Максим Юрьевич КОЛПАКОВ – кандидат исторических наук, заместитель декана исторического факультета Псковского государственного педагогического университета, представляющий псковский клуб исторической реконструкции «Усадьба». После завершения третьего «Исаборга» Максим Колпаков дал «Псковской губернии» эксклюзивное интервью.

«Мы интересовались тем, как в ту или иную эпоху мыслили люди»

Максим Колпаков открывает первый фестиваль раннесредневековой культуры «Исаборг» в 2007 году. Фото: Александр Сидоренко

- Максим, когда и как у вас появилась мысль заняться исторической реконструкцией? Как эта мысль приходит в голову современному человеку? Вот живет человек в современном постиндустриальном, информационном мире, и в какой-то момент его начинает интересовать средневековье, раннее средневековье – до такой степени, что он начинает вживаться, перевоплощаться. Занятие исторической реконструкцией – это стремление к перевоплощению или это что-то другое?

- Отнюдь, это не стремление к перевоплощению. Это своего рода отдых, с одной стороны. А, с другой стороны, это воплощение своего интереса к тем или иным аспектам истории, тем или иным прикладным вещам, каковыми может являться, например, экспериментальная археология, военное искусство, ремесло, в конечном итоге – что угодно. Как говаривали в свое время великие французы, это – постижение истории. А поскольку история в целом и история своей страны – это вещь интересная, то это увлекательный процесс и увлекательное мероприятие.

- И в каком состоянии мозгов человеку приходит в голову мысль этим заняться? Это ведь не просто книги читать, в музеи ходить, на экскурсии ездить. Это совершенно другое действие и времяпровождение, это труд, это костюмы, это стилистика, это определенный образ жизни...

- Единого пути нет, все приходят по-разному. Я, например, являюсь профессиональным историком. Долгий период времени мы со своими товарищами занимались ролевыми играми. Мне было интересно историческое фехтование. Мы были ориентированы на всевозможные представления, мы были ориентированы на изучение того, как эти представления можно делать хорошо. Мы интересовались тем, как в ту или иную эпоху думали, мыслили люди. И выяснилось, что таких людей как мы, в целом в России, и не только в России огромное количество, и это стало своего рода дополнительным побудительным мотивом, толчком.

- То есть: «Мы не одни такие…»

- В общем-то, да. Но, знаете, по большому-то счету, даже если бы и немного… Для того, чтобы заниматься исторической реконструкцией, не требуются массы людей. Человеку, который в свое удовольствие занимается воссозданием, предположим, хлебной печи, просто интересно посмотреть, каким образом это делалось по древним технологиям, и он тоже является реконструктором в прямом смысле этого слова.

«Каждый сам для себя устанавливает определенную планку, ниже которой он никогда не опустится»

- То, что вы делаете – это фактически воссоздание предметов материальной культуры. Что является для вас источником информации? Откуда вы узнаете, какие были предметы быта, какие были предметы одежды?

- Это, в первую очередь, вещественные источники, то есть данные археологии – раз, письменные источники – два, изобразительные источники – три. В данном случае, если мы говорим об эпохе раннего средневековья, о IX – начале XI века, это именно так и есть. На первом плане будут, в любом случае, вещественные источники, потому что по данным письменных источников зачастую можно понять о существовании той или иной вещи, но современников не интересовало описание меча или детальное, с промерами, описание той же самой хлебной печи. Мы же должны представлять, какими именно они были. Поэтому значение изобразительных и письменных источников в данном случае вторично, на первом плане – материальная культура, данные археологических раскопок, их осмысление.

- К этой информации легко найти доступ?

- На мой взгляд, эта информация абсолютно доступна. То есть в начале движения исторической реконструкции в России, если говорить о раннем средневековье, на рубеже 1980-90-х, в середине 1990-х, очень многие вещи казались редкими, недоступными. Человек, который знал, каким образом правильно делаются ножны, читавший переводную статью, считался хранителем некого сокровенного знания. С развитием Интернета, электронных библиотек, специализированных форумов, снятием информационных барьеров между Россией и Европейским сообществом это теперь легко. Было бы желание, было бы стремление и умение работать с литературой, в том числе и с научной литературой, и неплохо, конечно, но необязательно – знание какого-нибудь из европейских языков, хотя очень многие вещи переведены и существуют на русском языке.

- До какой степени аутентичен процесс изготовления вещей, с которыми вы работаете? Воспроизводит ли он процедуру, применявшуюся в раннем средневековье, или используются современные технические приспособления?

- Все зависит от того, какова цель изготовления того или иного объекта. Существует несколько уровней допуска. Если нам интересна сама процедура создания вещи, например, мы ведем строительство лодки, мы отправляемся в лес, мы выбираем соответствующие деревья, предположим, ель или дуб, берем деревянную лопату, обкапываем корни, то есть если нас интересует сам процесс от и до, то мы воспроизводим процесс.

Если же речь идет об использовании вещи по ее функциональному назначению, например, мы занимаемся реконструкцией военного дела, мы делаем щит и нас интересует высверливание отверстий по диаметру щита для того, чтобы обтянуть его кожей и, соответственно, прошить, то я не вижу ничего ужасного в том, что эти технологические отверстия делаются сверлом. Каждый решает это сам для себя. Кто-то делает все вещи «от и до», старается делать их в соответствии со своими представлениями о том, как это производилось в изучаемый период, а кто-то использует весь арсенал современной цивилизации для того, чтобы создавать максимально точное подобие, но при этом не очень сильно обращает внимание на применяемые технологии.

- А сами материалы, из которых изготавливаются вещи, насколько аутентичны? Например, ткань…

- Используются только натуральные ткани, это безусловно. Лет, наверно, шесть назад еще можно было массово встретить использование натуральных, предположим, льняных тканей, которые покупались в магазинах. Потом наступил период использования домотканых тканей, но это была домоткань, которая завозилась из Украины, из Мордовии. Пожилые дамы в 1920-30-е годы изготавливали эту ткань, она была никому не нужна, и тут вдруг она оказалась востребована. Последние года три огромное количество костюмов – как шерстяных, так и льняных – создается уже самими реконструкторами, покупающими нити, создающими ткань на ткацком станке, красящими ее натуральными красителями.

Каждый сам для себя устанавливает определенный допуск, определенную планку, ниже которой он никогда не опустится. И эта планка постоянно повышается, потому что мы делаем это не для публики в глобальном смысле. Для того, чтобы публика пришла и сказала «ах!», требуется на самом деле не так много. Но некрасиво обманывать себя. Да, можно взять и, поскольку швы никто не увидит, сострочить их на машинке, но мы же будем знать, что мы сами сострочили это на машинке. Интересно, если ты называешь себя реконструктором, создать определенную вещь вручную и попробовать ее поносить, использовать, посмотреть, как она выдержит год активной носки, как она будет вести себя после стирки. Это нужно для того, чтобы ответить в конечном счете на вопрос: насколько справедливо предположение о том, что именно таким образом, таким швом была сшита данная одежда, потому что находки текстиля очень редки, фрагментарны и там чрезвычайно много допусков, предположений.

- Стираете-то в чем?

- А очень по-разному, кто-то использует стиральные машинки и «великую Досю», кто-то стирает аккуратно и нежно вручную, кто-то вообще считает, что надо только проветривать одежду, а потом, когда комплект изнашивается, покупать нечто новое. Я знаю очень мало людей, которые стирают свою одежду с золой или кладут ее на сутки в проточную воду.

Есть некий разумный баланс между тем, что мы реконструируем, и тем, как мы живем. Мы не живем жизнью людей X-XI веков постоянно. Каждый из нас является состоявшимся человеком, у нас историческая реконструкция – это одно из увлечений. Поэтому нет смысла время, которое можно и нужно использовать на совершенно другие вещи, тратить на авантюры. У тех, кто приходит и смотрит фестивали, особенно открытый день, открытую программу, может сложиться превратное представление о том, что же это такое. Фестиваль, показательное выступление – это даже не верхушка айсберга, это некая крошка айсберга. Вот нам стало интересно, каким образом можно стирать одежду и насколько качественно это делается, мы берем это и делаем. Мы получили это познание, и мы этим удовольствовались. Мы перепачкались, извозюкались на фестивале, мы не хотим ходить в грязной одежде, мы способны постирать в ручье, используя аутентичные материалы и не поражая публику порошком и прочими вещами. Но делать это ежедневно не вижу никакого смысла.

«У меня не стоит задача представлять себя гарным финским парубком, который выехал на карельское озеро и ждет, когда окунь клюнет»

- Какие этнические культуры представлены в псковской исторической реконструкции, среди псковских реконструкторов?

- Если говорить о раннем средневековье, то кто-то занимается реконструкцией славянского населения, кто-то занимается реконструкцией балтийских племен, кто-то – реконструкцией финно-угорского населения, кто-то занимается реконструкцией скандинавского этноса на Руси с определенным количеством условностей и оговорок, потому что недаром эпоха становления русского государства, эпоха викингов многими называется последним актом великого переселения народов. Да о чем говорить, если нации в Европе складываются только в XIV веке... Славянская, скандинавская, балтская, финно-угорская кровь – это действительно причудливая горячая смесь, из которой в конечном итоге и появляется российский этнос.

- Если не ошибаюсь, я встречал на фестивале кельтов, бриттов, ирландцев… Эти как до нас добрались?

- Были и кельты. Это наши московские товарищи, клуб «Бран». Они реконструируют именно ирландцев на Х век.

- Как происходит выбор этнической самоидентификации? Человек живет в одном образе или он может в один момент быть одним, в другой – другим?

- Воссоздание полного комплекса одежды, утвари, вооружения, чего угодно – это очень длительный процесс. Это вопрос не одного года и даже не нескольких лет. Самые старые клубы продолжают обрастать и обрастать имуществом, и нет предела для совершенствования. Потому что то, что ты сделал пять лет назад, сейчас вызывает у тебя улыбку и ты понимаешь, что можешь сделать лучше, точнее, по крайней мере, тебе уже не интересно пользоваться вещью, сделанной с таким количеством допусков. Ты хочешь большего, ты можешь сделать нечто большее.

На выбор идентификации влияют, наверно, какие-то свои личные симпатии, предрасположенности, часто влияет географический фактор. Масса людей приходит к этому решению таким путем: на территорию нашего края жили такие-то племена, вот мы будем заниматься этим. Кого-то больше интересует военная составляющая, и очень часто и естественно люди приходят к таким явлениям как, предположим, варяжская наемная дружина на службе у князя Ярослава Мудрого.

Для кого-то интересна Ирландия; ее культура, ее музыка, ее облик является давней мечтой, большой любовью, им просто это интересно, они занимаются реконструкцией соответствующей эпохи. Некоторые приходят к идее создания нескольких комплексов. Я знаю массу людей, у которых есть степной аланский костюм, это на раннее средневековье, при этом они постепенно приходят к тому, что им интересна и Русь XIV века, и создают комплекс на этот период времени.

- До какой степени происходит психологическое перевоплощение?

- Ментальность – такая странная штука, как в свое время шутил Жак Ле Гофф, все очень много говорят о ментальности, потому что никто не может толком сказать, что это такое. Понять образ мыслей человека отстоящей от тебя эпохи, категории, с помощью которых он оперирует и создает картину мира, чрезвычайно сложно.

В некоторых наших действиях это присутствует, я бы сказал, фрагментарно. Вот мы делаем пир, и здесь это может каким-то образом проявляться. Но я не могу сказать, что есть полное отождествление и даже погоня за полным отождествлением себя с человеком того или иного времени, той или иной эпохи. Да, мы понимаем, почему они так делали. Но лично я стою на позиции, что человек одной культуры не может полностью адекватно воспроизвести ментальные категории и образ поведения, образ мыслей человека другой культуры, человека отстоящей эпохи.

Мы можем понимать, почему он так поступал, мы можем постараться сыграть в то, как он так поступал. И если мы играем в это, то это уже театрализованное представление, ролевая игра, работа на публику. Да, нам не сложно 5, 10, 20 минут, полчаса, час, изобразить, достроить соответствующее поведение для того, чтобы реконструкция была полной. Но, на мой взгляд, в исторической реконструкции главное не это. Главное – это реконструкция материальной культуры, попытка изучения быта, военного дела, каких-то экспериментов в области ремесла, охоты, рыболовства.

Понимаете, каждый в конечном итоге находит ту сферу, которая ему интересна. Я знаю массу людей, которые занимаются рыбалкой. И вместе со мной они развивают рыболовную тему. Мы выезжаем, собираем полностью кованые крючки, блесна, остроги, сетки и прочее. Конечно, водоемы-то те, только рыба не та, и качество воды не то, но, по крайней мере, кое-что понять можно. И, в конечном счете, ощущение, что ты сидишь и смотришь на поплавок, все равно приятное. Поэтому у меня не стоит задача представлять себя гарным финским парубком, который выехал на карельское озеро и ждет, когда ж, наконец, окунь клюнет. Нет, мне, человеку XXI века, интересно обсудить с друзьями, выдержит эта льняная нить или не выдержит, правильно мы свили конский волос и сделали лесу или неправильно. Это – на первом плане.

«Мы ориентируемся на постоянно идущий процесс жизни городища»

- Как появилась идея «Исаборга»?

- Мы выезжали клубом «Усадьба» в Изборск очень много раз. Мы регулярно проводили там свои клубные выезды, мы вообще всегда открывали сезон в Изборске. И на протяжении многих лет у нас с Изборским музеем, со многими жителями Изборска сложились очень личные, теплые отношения. Кроме того, наши друзья из других городов, из других клубов спрашивали: ребята, может, вы попробуете провести свой фестиваль? Потому что это очень интересное, очень красивое, это, по большому счету, культовое место для каждого человека, для каждого россиянина, и не только россиянина. А для реконструктора, занимающегося ранним средневековьем, Изборск, Изборское городище, знаете… Как шутят мои московские друзья, плюнуть с Изборского городища вниз – это плюнуть в вечность. Действительно, это что-то монументальное.

И мы решили, а почему бы нет, потому что все равно на наши выезды постепенно приезжали наши друзья из других клубов, из других городов. Мы несколько раз становились в самой крепости, жили там несколько дней, развлекали публику, отдыхали сами. Но потом стали всерьез размышлять: а вот если встать на Труворово городище, то что для этого надо. Обсудили вопрос с администрацией музея. Она пошла нам навстречу, и в 2007 году мы провели первый фестиваль.

- Как подыскиваются команды для участия в фестивале, кого вы приглашаете, кого не приглашаете, с кем работаете, с кем не работаете?

- Существует ассоциация раннесредневековых клубов «Гардарика», которая объединяет некоторое количество клубов, я бы даже сказал, что это не клубное объединение в настоящий момент, а объединение индивидуалов, то есть людей, которые занимаются исторической реконструкцией.

С 2003 года, участвуя во всевозможных мероприятиях, выезжая на фестивали, мы познакомились с огромным количеством людей. И тут уже – вопрос приглашений. Устанавливаются определенные критерии того, какова должна быть степень достоверности, адекватности, иначе говоря, каков должен быть уровень реконструкции. Заявки тех, кто дотягивает до этой планки, соответствует ей, рассматриваются. Безусловно, определенный отсев происходит сразу же.

Но отбор идет и дальше: насколько интересным с точки зрения концепции фестиваля является то или иное сообщество, та или иная группа индивидуалов или вообще отдельный человек. Мы ориентируемся на постоянно идущий процесс жизни городища – то есть ремесло, торговля, военное дело, мастер-классы, семинары. Исторический костюмированный туризм и уж тем более алкотуризм в костюмах нам неинтересен. Понимаете, процент дураков среди архиереев и извозчиков одинаков, не надо каким-то образом идеализировать любое сообщество. Сначала отсеиваются люди, которые просто хотят приехать, но ничего внятного предложить не могут. А дальше вступают уже критерии интересности того или иного предложения от того или иного сообщества. И, в конечном счете, всегда есть фактор, от которого мы не можем уйти, это размер фестивальной площадки: 140-150 человек – это тот максимум, который комфортно размещает Труворово городище.

- Мне приходилось слышать, что между различными командами реконструкторов существуют сложные межличностные отношения, есть даже конфликты, которые отягощают проведение фестивалей. На самом деле это так или преувеличено?

- Человеческие отношения – вещь чрезвычайно многогранная, и конфликты в любом случае возникают. У клуба «Усадьба» нет конфликтов с какими-то клубами. Но, может быть, кто-то обижен. Мы по итогам каждого фестиваля делаем отчет, говорим о том, что нам удалось, что нам не удалось, в чем мы видим свою вину. И мы говорим свое «спасибо» либо свое «фи» той или иной группе участников. И если люди ставят межличностные отношения в зависимость от того, приглашен человек на мероприятие или не приглашен, это их личное дело. Чаще всего сложности возникают между бывшими одноклубниками.

В Пскове движение исторической реконструкции на раннее средневековье было полностью представлено на фестивале «Исаборг-2009», это клуб «Усадьба», клуб «Боархейм» и клуб «Труворов крест». Вот три сообщества, все знакомы между собой. Но это не значит, что мы являемся друзьями, и это не значит даже, что мы являемся единомышленниками. Поскольку мы все вместе присутствовали на фестивале, это означает, что уровень противоречий не является критичным либо вообще отсутствует. А что касается противоречий с остальными участниками, которые приехали или не приехали на фестиваль, это нечто, чем можно пренебречь. Ничего страшного.

- Часто приходится видеть на Труворовом городище детей, семьи приезжают с детьми. Были даже очень маленькие дети. Как дети себя чувствуют в этой обстановке, как они воспринимают быт, до какой степени они понимают, в чем они принимают участие, как участие в таком фестивале сказывается на детях?

- Насильно никто детей на фестивали не вывозит, по крайней мере, если говорить об участниках фестиваля «Исаборг». Дети высказывают желание: хочу посмотреть, чем занимаются папа с мамой или просто папа или мама. На детей шьется костюм, и дети вывозятся. Основная форма деятельности для ребенка – это игра. Дети воспринимают фестиваль, поскольку вся жизнь для них в этот момент – одна огромная игра, как замечательную игру. И такое количество взрослых дядей и тетек, которые с ними играют – это просто прекрасно. Поэтому дети все это очень живо воспринимают, им действительно интересно, и на фестивале постепенно складывается детское сообщество. Я шучу, что, наверно, через год мы, как хорошая сборная, можем выставить уже клуб «Усадьба-1» и клуб «Усадьба-2».

Когда-то ты начинаешь участвовать в фестивалях исключительно ради военной составляющей. Но в определенный период времени ты приходишь к тому, что «война»… не то, чтобы приедается, но становится всего лишь одной из составляющих. А присутствие детей полностью завершает облик живой истории. Когда же детям надоедает эта игра, они перестают ездить на фестивали, всё предельно просто.

«Мне кажется, появилось преувеличение значения исторической реконструкции»

- До какой степени движение реконструкторов можно назвать культурным движением? Что это, если попытаться определить это как феномен?

- Определенно, это некий пласт культурной жизни, если рассматривать культуру как результат материальной и духовной деятельности человека. Я очень не люблю высоких и красивых слов про уважение к историческому наследию, к прошлому нашей Родины, воспитание патриотизма и так далее, и тому подобное. Мы этим занимаемся, потому что это нам интересно.

Конечно, в каком-то смысле историческая реконструкция – это пропаганда. Это пропаганда на открытых мероприятиях прошлого, возможность прикоснуться к прошлому, увидеть прошлое, это создание «живых музеев», живых исторических площадок. Да, это своего рода пласт общественной жизни, я бы сказал – музейной жизни. Но, мне кажется, появилось преувеличение значения исторической реконструкции, и это сейчас уже становится просто модным. Каждый городок должен иметь свой микро-фестивальчик, каждый праздник должен включать в себя… знаете, как раньше коллективы а-ля-рус, а теперь: «Вот сейчас у нас выступят реконструкторы, которые покажут историческую реконструкцию». Вызывает улыбку. Но, с другой стороны, это является своего рода общественным признанием этого увлечения.

- У фестиваля «Исаборг» существуют ли политические риски, у движения реконструкторов в целом есть политические риски?

- Любая попытка совместить реконструкцию и политику, на мой взгляд, невозможна. Если говорить о сотрудничестве между реконструкорскими клубами и властными структурами, то по целому ряду больших мероприятий, ориентированных на привлечение публики, это просто неизбежно со всеми вытекающими рисками. Это понимает любой человек в России, хоть раз имевший дело с бюрократическим аппаратом Российского государства.

- Есть ли какая-то зависимость тяги к движению исторической реконструкции от места проживания людей?

- Движение исторической реконструкции появилось в крупных городах. Если вспомнить о Санкт-Петербурге, то можно сколько угодно говорить об истории Ленинградской области в период раннего средневековья, классического и позднего, но до появления Петра Алексеевича Романова это все вызывает улыбку. Какая история? Москва тоже, прямо скажем, не раннее средневековье. Екатеринбург уж совсем не скандинавский город. Наверно, особой связи нет. Но в небольших городах есть очень сильные по уровню реконструкции, по уровню общественной значимости реконструкторские клубы, многие из которых зарегистрированы как общественные организации. И при этом есть крупные города, где движение исторической реконструкции представлено всего 20-40 людьми, всё очень по-разному.

- Влияет ли на состояние движения наличие, например, исторических факультетов в университетах, то есть присутствие в сообществе людей, имеющих профессиональный доступ к историческим сведениям?

- Число лиц, которые имеют профессиональное историческое образование и занимаются исторической реконструкцией, не велико. Многие начинали занятия исторической реконструкцией с занятий фехтованием. Фехтование не требует каких-то специфических исторических знаний. Поэтому оно изначально объединяет лиц разного уровня образования, разного социального положения, разного профессионального состава, это же ролевая игра. И постепенно из этого состава уже выкристаллизовывалось некое будущее реконструкторское сообщество.

- До какой степени образ жизни реконструкторов влияет на образ жизни современного человека? Существует ли обратное влияние ожившей истории на человека XXI века?

- Не замечал, если честно. Но бывают предельно простые последствия: постепенно с развитием движения складывается рынок услуг. Есть люди, которые очень хорошо воссоздают различные предметы, и для них ремесло становится работой, становится бизнесом,. «Ты чем занимаешься, кто ты?» - «Я делаю бусы». – «В смысле?» - «Вот так, я стеклодел, у меня есть своя мастерская, я делаю бусы..». «Я занимаюсь производством шерстяной ткани, покраской, продажей...». «Я занимаюсь производством оружия...». «А я занимаюсь литьем…». И всё, больше ничем. Люди ездят по фестивалям, продают свою продукцию, сдают свою продукцию специализированным магазинам. Но, в любом случае, это всего лишь бизнес, это не в прямом смысле слова образ жизни современного человека, каким-то образом трансформировавшийся под влиянием занятий исторической реконструкцией.

«Любое увлечение, когда оно становится работой, перестает быть увлечением»

- До какой степени движение реконструкторов вписано в рыночный, экономический контекст?

- Это очень неоднозначная проблема. На мой взгляд, поскольку есть определенное стремлением музеев, администраций, каких-то сообществ, турфирм, а у фестивалей бывают очень разные спонсоры, заработать на этом некий капитал либо сделать себе определенную рекламу – политическую, общественную, деловую – то реконструкторские клубы под те или иные проекты действительно стали получать деньги.

Надо четко себе представлять, что существуют закрытые мероприятия, о существовании которых обыватель, не-реконструктор, не узнает никогда. Конечно, он может обратиться к сайту клуба и узнать, что клуб «Усадьба» сходил в очередной зимний поход на выживание, с ночевками, с рыбалкой, со всем прочим. Но в средствах массовой информации это не освещается.

И есть мероприятия, которые ориентированы на привлечение публики, так называемые коммерческие открытые мероприятия. Есть фестивали, на которые входной билет стоит определенную сумму денег. Поскольку такой фестиваль ориентирован на привлечение публики, то производится широкая реклама, фестиваль «раскручивается». Под это дело приглашается бизнес, прежде всего, всевозможная торговля, общепит, аттракционы и так далее, поскольку предполагается большое скопление людей. Это коммерческое предприятие.

Тут вот какая тонкость: пропаганда истории и культурного наследия, конечно, есть пропаганда истории и культурного наследия, это вещь хорошая. Но любое увлечение, когда оно становится работой, перестает быть увлечением.

Я знаю много реконструкторов, которые очень не любят открытые фестивали. При всем уважении к товарищам, которые проводили фестивали в Старой Ладоге, при всем том, что там много очень интересных людей и очень приятно общаться, но на второй день уже утомительно бросать все, снова идти маршем в старую крепость, снова выдерживать четыре сходки и прочее, потому что тебе делают, как это принято говорить на жаргоне, «отбой дороги», и за это тебя ожидает работа, ты обязан, ты подписался сделать то-то, то-то, то-то и то-то. И такая жизнь за стеклом утомительна.

С моей точки зрения, есть определенный баланс, который надо соблюдать. Мы понимаем, что когда мы проводим фестиваль на Труворовом городище, у нас нет возможности сделать его совершенно закрытым, провести его в закрытом режиме. И, опять же, поскольку единственная структура в Псковской области, которая стабильно поддерживает это мероприятие, это Изборский музей-заповедник, мы делаем для них площадку открытой и понятно, что они приглашают туристов для того, чтобы на это посмотреть.

Организованные тургруппы не доставляют нам даже и в закрытые дни никакого беспокойства. Их привели, у них есть 10 минут, они прошли, люди - «ах!» - получили картинку, дополнили образ, ушли. Для праздношатающейся публики, любящей историю или еще что-нибудь, а публика бывает самая разнообразная, делается открытый день, где максимально всё показывается, демонстрируется, и это своего рода наш компромисс.

- Существует между фестивалями, между клубами конкуренция за ресурсы, за возможных доноров? Или пока что поле недостаточно плотно заселено для того, чтобы эта конкуренция проявилась?

- Можно сказать, что конкуренция существует. Да, бывает иногда, что сталкиваются интересы разных сообществ. Поскольку, грубо говоря, группа спонсоров или спонсор – один, а число желающих, способных сделать фестиваль, - это не один и не два клуба, не один и не два человека, то проходят переговоры, торги, конкурсы. Я слышал об этом, частично видел это, но сам с этим не сталкивался. Мне не интересна организация коммерческих фестивалей. И если говорить даже о фестивале «Исаборг», то мы сейчас будем в клубе разговаривать либо о каком-то тайм-ауте, либо о смене формата проекта. То есть мы пока еще не решили, но нам кажется, что в том виде, в котором фестиваль просуществовал три года, он себя не изжил, нет, но он перестает приносить радость и удовлетворение от каждого своего дня и каждого своего часа нам самим. Поэтому надо постараться либо сделать еще лучше, либо не делать совсем.

Беседовал Лев ШЛОСБЕРГ

 

1 См.: См.: Л. Шлосберг. «И была сеча добрая…» // «ПГ», № 24 (343) от 20-26 июня 2007 г.; Л. Шлосберг. Подлинному верить // «ПГ», № 24 (393) от 18-24 июня 2008 г.