Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Архив
Алексей СЕМЁНОВ 02 мая 2012, 00:00
Часть первая. Лев Толстой: «Ужасно это развращение, поддерживаемое всем блеском внешности: царь, сенат, синод, солдатство, дума, церковь»
«На кафедру взобрался псаломщик с краткой запиской от отца протоиерея: по распоряжению преосвященнейшего владыки анафемствовать болярина Льва Толстого».
Александр Куприн, «Анафема».
Семь лет назад на петрозаводском семинаре журналистов, пишущих о музыке, разговор зашел о событиях столетней давности. Это было неизбежно. Семинар вел Владимир Толстой – правнук Льва Толстого. Очень скоро от разговора о музыке в доме Толстых мы перешли к разговору об отлучении великого писателя от Церкви.
«Тебя давно ждет виселица»
 |
| Митрополит Антоний Вадковский (1846-1912), инициатор определения Священного Синода от 20–22 февраля 1901 г. Официальный портрет. |
В каком-то смысле, по мнению Владимира Толстого, в России тогда наступила точка невозврата, когда наиболее просвещенная часть общества в ужасе отшатнулась от Церкви, а заодно и от государства, с которым Церковь была теснейшим образом связана. В итоге это спровоцировало революцию. Три революции.
То есть категоричность Синода, отлучившего Толстого, привела к тому, что люди вынуждены были сделать выбор, к которому они, возможно, еще не были морально готовы.
Выбирая между Львом Толстым и митрополитом Антонием Вадковским (инициатором определения Священного Синода от 20–22 февраля 1901 г., № 557), многие предпочли Толстого.
Выбор этот был мучительным, но бурные события конца февраля 1901 года подталкивали людей. После чего началась травля, которой подвергся на Родине всемирно известный писатель.
В адрес Толстого посыпались письма. Его проклинали за кощунство и вероотступничество.
«Покайся, грешник, — призывали авторы (чаще – анонимные). – Еретиков нужно убивать, — писали они и недвусмысленно намекали: — Смерть на носу».
Иногда же вообще обходилось без намеков.
«Тебя давно ждет виселица», — кликушествовали неудавшиеся читатели Льва Толстого, в этом мало чем отличаясь от высокопоставленных церковных иерархов.
В одной из посылок, присланных графу Толстому, оказалась веревка. К веревке прилагалась записка, написанная от имени «русской матери». В ней говорилось: «Не утруждая правительство, можете сделать сами, нетрудно. Этим доставите благо нашей родине и нашей молодежи».
Похоже, благородный предлог борьбы за нравственность молодежи и за родные осины – всегда был достаточным основанием для преследования инакомыслящих.
Странно, что агентом Госдепа Толстого никто не додумался назвать. Как правило, ограничивались словом «сатанист».
«Боже мой, кого это я проклинаю?»
 |
| Михаил Нестеров. Портрет Л. Н.Толстого. 1907 г. |
«Да будут ему каиново трясение, гиезиево прокажение, иудино удавление, — восклицает дьякон. — Да будет отлучен и анафемствован и по смерти не прощен, и тело его да не рассыплется и земля его да не приимет, и да будет часть его в геенне вечной, и мучен будет день и нощь».
Дьякон выполняет свой долг, но сам, при этом, думает совсем иначе.
«Боже мой, кого это я проклинаю? — думал в ужасе дьякон. — Неужели его? Ведь я же всю ночь проплакал от радости, от умиления, от нежности».
Но, покорный тысячелетней привычке, он ронял ужасные, потрясающие слова проклятия, и они падали в толпу, точно удары огромного медного колокола...»
Рассказ был напечатан в журнале «Аргус» в 1913 году, но в продажу не поступил. Весь тираж журнала «Аргус» был конфискован и сожжен властями.
Впрочем, официально Толстого анафеме все же не предавали. Ни в 1901 году, ни позднее. Александр Куприн немного преувеличил. Но только немного.
Не так давно протоиерей Всеволод Чаплин еще раз объяснил заблуждающимся: «Синодальное определение должно восприниматься не как проклятие, а как констатация того факта, что убеждения писателя очень серьезно расходились с православным учением».
РПЦ продолжает сегодня настаивать на том, что анафемы не было, и формально это так. Но по сути Толстой был проклят многократно – и со страниц церковных газет, и с амвона.
Идея предать Толстого анафеме высказывалась многократно с начала 80-х годов ХIХ века. Одним из первых это сделал саратовский епископ Гермоген, а херсонский архиепископ Никанор, ссылаясь на Синод, в 1888 году написал: «Мы без шуток собираемся провозгласить торжественную анафему Толстому».
Действительно, шутить никто не собирался. В 1891 году Льва Толстого все же предали анафеме – но только в масштабах Харькова. Так что это была не настоящая анафема, а частная инициатива, подобная той, что проявилась в Псковской епархии совсем недавно, несколько лет назад, — в связи со скандальными публикациями о Свято-Елиазаровском монастыре [ 1 ].
В Курской губернии в селе Тазово еще в позапрошлом веке на стенной росписи в местном храме появился сюжет «Лев Толстой горит в аду». Некоторые полагают, что Лев Толстой до сир пор там мучается. Подобных росписей в православных храмах по всей России в то время было несколько. Наиболее известная – в ставропигиальном мужском монастыре Рождества Богородицы в Глинской пустыне (ставропигия означала то, что монастырь подчинялся не местной власти, а непосредственно Священному Синоду). Подпись под монастырской росписью гласила: «Искоренитель религии и брачных союзов».
Монахи охотно разъясняли пастве, что за существо изображено на стене: «Еретик он и богоненавистник!»
Красочная картина распаляла фантазии: «В пушку бы его зарядил. Пускай летит к нехристям, за границу, графишка куцый!..»
Идея покончить с Толстым одним махом была в то время достаточно популярна. Нож в горло – и одним «куцым графишкой» в мире будет меньше.
Впрочем, Лев Толстой старался не обращать внимания на угрозы, продолжая публиковать свои статьи «В чем моя вера?», «Так что же нам делать?», «Царство божие внутри вас» и многие другие.
Хотя, конечно, Толстой допускал мысль, что с ним могут расправиться. В то время индивидуальный и массовый террор снова входил в моду. «Возможно, что черносотенцы меня убьют», — сказал Толстой Александру Гольденвейзеру (дневниковая запись датирована 10 августа 1908 года).
«Несколько нестриженных людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных»
 |
| «Лев Толстой горит в аду». Роспись в храме села Тазово Курской губернии. 1883 г. |
Свои упреки РПЦ Лев Толстой провозглашал сотни раз. У него к Церкви были претензии и по форме, (касающиеся обрядов), и по содержанию.
В статье «Исследование догматического богословия» Толстой написал: «Православная церковь! Я теперь с этим словом не могу уже соединить никакого другого понятия, как несколько нестриженных людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных, в шелку и бархате, с панагиями бриллиантовыми, называемых архиереями и митрополитами, и тысячи других нестриженных людей, находящихся в самой дикой, рабской покорности у этих десятков, занятых тем, чтобы под видом совершения каких-то таинств обманывать и обирать народ».
Позднее, уже после отлучения, Толстой продолжит гнуть свою линию и конкретизирует свои претензии. Одна из главных – отход от первоначального христианства и превращение Церкви в государственный механизм, в институт подавления.
В статье «В чем моя вера?» Толстой предельно жестко изложил свой взгляд на то, что творилось в России: «Больнее всего мне, непереносимее, это не эти мерзкие, бесчеловечные дела, а то развращение народа, которое, как пожар в сухой соломе, распространяется в народе вследствие того, что все эти мерзкие преступления правительства, превышающие в сотни раз всё то, что делалось и делается и простыми ворами, грабителями и всеми революционерами вместе, совершаются под видом закона, чего-то нужного, хорошего, необходимого. Ужасно это развращение, поддерживаемое всем блеском внешности: царь, сенат, синод, солдатство, дума, церковь. И развращение это ужасно».
Толстой упорно настаивал на том, что христианство было извращено.
«И христианство было извращено так же, как и все другие религии, — писал он, — с той только разницей, что именно потому, что христианство с особенной ясностью провозгласило свое основное положение равенства всех людей, как сынов Бога, нужно было особенно сильно извратить все учение, чтобы скрыть его основное положение».
Накал страстей передают слова Иоанна Кронштадского, одного из самых ярких и ярых оппонентов Толстого.
«Поднялась же рука Толстого написать такую гнусную клевету на Россию, на её правительство!.. – писал Иоанн Кронштадский. — Дерзкий, отъявленный безбожник, подобный Иуде предателю…».
Через несколько лет он добавит к сказанному: «Отлучение его от Церкви Святейшим Синодом озлобило его до крайней степени, оскорбив его графское писательское самолюбие, помрачив ему мирскую славу… о, как ты ужасен, Лев Толстой, порождение ехидны…».
В самом же документе под названием «Определение Священного Синода № 557» о ехидне ничего не говорится. Хотя и в этом достаточно сдержанном документе страстных слов можно найти немало:
«В наши дни Божиим попущением явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и, посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая».
Толстой в сознании миллионов людей встал в один ряд с бунтовщиками, самозванцами и предателями — Гришкой Отрепьевым, Иваном Мазепой, Степаном Разиным и Емельяном Пугачёвым, то есть теми, кто был анафеме действительно предан.
В каком-то смысле, Толстой в глазах наиболее радикально настроенных сторонников Русской православной церкви олицетворял мировое зло. Толстого всерьез обвиняли в самозванстве, предательстве и призывах к бунту. Он как бы вобрал в себя качества Лжедмитрия, Мазепы, Разина и Пугачёва.
В каком-то смысле, Толстой действительно был бунтовщик, но особого рода, призывающий к ненасилию. Ненасилию, но не смирению. Его пугали неравенство и несправедливость, но еще больше его пугало то, что всё это происходит с благословения христианской церкви.
Отсюда и его слова: «Неравенство людей, не только клира и мирян, но и богатых и бедных, господ и рабов, установлено христианской церковной религией в такой же определенной и резкой форме, как и в других религиях».
«Насилием за оскорбление»
Об истории отлучения Льва Толстого от Церкви написано столько, что неудобно добавлять что-то еще. Желающие могут легко найти сотни публикаций. Возможно, вообще не стоило еще раз возвращаться к этой теме – если бы не очередной исторический поворот [ 2 ].
В наше время, когда таких великанов как Лев Толстой в русской культуре нет и не предвидится, борьбу за умы ведут люди совсем другого уровня.
Вместо Иоанна Кронштадского — Всеволод Чаплин, вместо Феофана Затворника – Андрей Кураев, а вместо Льва Толстого — активистки Pussy Riot. И получается то, что мы можем видеть ежедневно с телевизионных экранов – малохудожественное шоу [ 3 ].
Масштаб другой, однако, надо помнить, что нечто похожее уже случалось в истории России сто лет назад. И до добра не довело.
Обычно, когда хотят предъявить позицию сочувствующих Толстому, приводят слова юрисконсульта Н. А. Лебедева. Он, консультировавший не кого-нибудь, а кабинет Его Величества, писал сразу же после отлучения Толстого:
«Прочитал сейчас указ Синода о Толстом. Что за глупость. Что за удовлетворение личного мщения. Ведь ясно, что это дело рук Победоносцева и что это он мстит Толстому... Теперь что же. Может быть, десятки тысяч читали запрещенные произведения Толстого в России, а теперь будут читать сотни тысяч… Что меня огорчает, так это отсутствие в епископах духа любви и применения истин христианства… Они наряжаются в богатые одежды, упиваются и объедаются, наживают капиталы, будучи монахами, забывают о бедных и нуждающихся... Удалились от народа, построили дворцы, забыли келии, в которых жили Антонии и Феодосии… служат соблазном своим распутством... «Дом мой домом молитвы наречется», они же сделали его вертепом разбойников… Все это горько и прискорбно...»
Огорчение из-за отсутствия «в епископах духа любви и применения истин христианства» накладывается на то, что те «построили дворцы, забыли келии и служат соблазном своим распутством».
Получается взрывоопасная смесь. Церковь, призванная объединять, в определенное время стала источником раздора. Она не смягчала углы, а заостряла их. С каждым годом таких углов становилось все больше.
Характерно, что инициатор отлучения Антоний Вадковский никогда не считался реакционером. Скорее – наоборот, он всегда выступал против политизации Церкви. Черносотенцы считали, что он слишком либерален и, следовательно, очень вреден.
Возможно как раз по этой причине член Священного Синода Антоний Вадковский (митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский) проявил чрезмерную активность. Так часто бывает. Чтобы доказать свою преданность идее, человек идет на решительный шаг. Он во чтобы то ни стало хочет доказать, что «святее папы римского».
Кому пошла на пользу такая решительность?
Толстой писал в «Исповеди»: «Все, чему меня учили, что меня окружает с детства (дать отпор обидчику, отмстить насилием за оскорбление) построено на законе “зуб за зуб”, отвергнутом Христом… Все, чему учит нас Церковь — лишь беспрекословному повиновению царям и начальникам, лишь насилию, войне и казням “по воле Богом поставленных властей”».
Свою «Исповедь» Толстой начал писать вскоре после того, как завершил «Анну Каренину».
До официального отлучения оставалось еще более двадцати лет. Последующие события показали, что ветхозаветное «зуб за зуб» навязывалось российскому обществу всеми возможными способами. И в то же время от подданных требовали «беспрекословного повиновения царям и начальникам».
Соединить воедино смирение и озлобление светские и духовные власти пытались долго и безуспешно. Котел нагревался до тех пор, пока не рванул. Пострадали все, включая Церковь, не говоря уже о царях и прочих начальниках.
Вот где бы пригодилась толстовская идея ненасилия.
Но было поздно.
Алексей СЕМЁНОВ
Окончание следует.
1 См.: М. Киселев. Монастырское проклятие // «ПГ», № 32 (453) от 26 августа – 1 сентября 2009 г.; М. Киселев. Анафему отдали под суд // «ПГ», № 46 (467) от 2-8 декабря 2009 г.
2 См.: А. Семёнов. Совместимость с духовной жизнью // «ПГ», № 15 (587) от 18-24 апреля 2012 г.
3 См.: А. Семёнов. Возня возле алтаря // «ПГ», № 11 (583) от 21-27 марта 2012 г.
.jpg)