Когда весна придет, не знаю,
Пройдут дожди, сойдут снега.
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
А. Фатьянов. «Весна на Заречной улице».
…Такой кабак мы сделали с этим гипофизом, что хоть вон беги…
Проф. Ф. Ф. Преображенский.
Схема размещения объектов в границах туристско-рекреационного кластера «Псковский».
Девизом Международного дня памятников и исторических мест (International Day for Monuments and Sites) стали слова: «Сохраним нашу историческую родину».
В рамках празднования Дня всемирного наследия проводятся конференции по вопросам сохранения и защиты культурного наследия, а также другие мероприятия. Некоторые музеи в этот день (так же, как и в Международный день музеев) можно осмотреть без покупки входного билета, бесплатно. Также посетители могут побывать в архитектурных комплексах и исторических зданиях, которые в обычные дни закрыты для посещения.
Международный день памятников и исторических мест в этом году в Пскове напомнил о себе общественной акцией в защиту Дома Печенко – памятника гражданской архитектуры XVII в., тесно связанного с жизнью и творчеством архитектора-реставратора Юрия Павловича Спегальского [см.: Л. Шлосберг. Огни Спегальского; Ю. П. Спегальский. «Неудачу в данном случае потерпел Псков…»; Л. Шлосберг. Крест Спегальского; Сны Юрия Павловича. Публикация М. Кузьменко, послесловие И. Голубевой; Ю. Селиверстов. Предвечный Псков; Л. Шлосберг. Код Спегальского].
Весна обострила все противоречия, накопившиеся в городе, очевидные каждому псковичу и гостю. Депрессивное состояние общественных пространств центра вызывает возмущение. Уже не утешают рассудочные доводы, что время ремонта нужно перетерпеть, зато потом… Слишком безлюдно на «стройках века», слишком запущены, бесхозны площадки, на которые год назад впускали строго по пропускам и в строительных касках.
«Псковская губерния» продолжает серию диалогов о культурном наследии членов редакционной коллегии «ПГ» – председателя Псковского областного отделения ВООПИиК Ирины Борисовны ГОЛУБЕВОЙ и заведующего Художественным отделом Псковского государственного объединённого историко-архитектурного и художественного музея-заповедника Юлия Александровича СЕЛИВЕРСТОВА [предшествующие диалоги И. Голубевой и Ю. Селиверстова см.: Какова S Ленина?; Псковский жребий; Испытание медными трубами; Заказ на Псков; Четвёртое измерение или «Индейская резервация» русских; Черта под Псковом].
Ирина Голубева: Уже два года прошло с тех пор, когда в апреле 2011-го, мы впервые обсуждали тему благоустройства нашего города: набережных рек Великой и Псковы, Детского парка.
Набережная р. Великой сегодня (Георгиевский спуск). Фото: Александр Захаров
За эти годы громко и настойчиво заявленный проект туристско-рекреационного кластера «Псковский» полностью подавил саму задачу сохранения культурного наследия Пскова. Призыв председателя комитета по туризму, инвестициям и пространственному развитию Натальи Труновой о смене парадигмы – о том, что памятники должны стать на службу туризму – начал воплощаться [см.: Л. Шлосберг. Определяющий эффект; Разлука будет без печали].
Пора подвести промежуточный итог: работы еще не окончены и мало кто верит, что они закончатся более или менее благополучно. На виду у всего города, как ноющая боль, растянуты километры железного шпунта (уже начал ржаветь, и никто его красить не будет). Бетонные монстры ростверков подняли низкие водные причалы на высоту 2-х метров. Наконец, очевидно полное отсутствие какого-либо рабочего движения.
Прошло уже почти четыре месяца 2013-го года. Юлий, Вы ведь тоже настроены пессимистично.
Юлий Селиверстов: Мне почему-то кажется (ничего не могу с этим поделать!), что ни в 2013-м, ни в ближайшие годы «благоустроительные» мероприятия на набережных и в городских парках завершены не будут.
Псковичи – гордый свободолюбивый народ – продырявили за зиму в нескольких местах заборы, которыми заботливо отделены сейчас от людей важнейшие общественные пространства города. Они их проломали не из «духа протеста», а по необходимости: просто чтобы ходить чуть удобнее.
Вспомним о том, что каждую зиму мы вынуждены передвигаться по покрытом торосами центральным тротуарам города, как капитан Скотт по Антарктиде: с риском для жизни на каждом шагу. Так вот – дыры эти в заборах заделают. Обязательно. А в остальном… Есть у реконструкции начало, нет у реконструкции конца.
Но в перспективе одного-двух предстоящих десятилетий я как раз настроен оптимистически. Уверен, что непредставимая преступная «набережная», которую с тупым упорством продолжают городить и сейчас [см.: И. Голубева. Туманная набережная; В. Шуляковский. Набережная повторенных ошибок; Л. Шлосберг. Чужие берега; А. Семёнов, К. Минаев. Правый берег; «Неприемлем к реализации»; «Снова придёт в исходное состояние»; А. Семёнов. Выйти из берегов; Л. Нуколова. Золотая коронка на гнилом зубе; «Мы не можем признать ответы убедительными»; А. Семёнов. Складское помещение], будет, невзирая ни на какие затраты, полностью демонтирована. Подчёркиваю, полностью: вместе с остатками предыдущей, советской. Это произойдёт, конечно, только если Псков (понимай – вся Россия) опомнится и пожелает в дальнейшем жить и развиваться каким-то, хоть относительно приемлемым, человеческим способом.
Сегодня Псков убивают круговая порука безответственности и бессубъектность.
Сначала должен возникнуть ответственный перед населением города и компетентный властный субъект (коллективный, разумеется), который будет в первую очередь заинтересован в возрождении и развитии Пскова, а не в удержании собственных позиций и повышении капитализации.
Он сможет стать инициатором и проводником регенерации псковского наследия. Он легко – для этого необходима лишь добрая воля государства и исполнение, а не взлом, существующих законов – наладит конструктивное взаимодействие архитекторов, реставраторов, музейщиков, операторов строительного, ресторанно-гостиничного и туристического бизнеса. Но чтобы такой властный субъект возник, этот процесс сначала должен успешно пройти на государственном уровне всей России.
В противном случае, если нынешнее безвременье и тотальная деградация всех «общественных практик» продолжатся, – какая именно существует в Пскове набережная, будет для нас уже не столь важно: гулять по ней, скорее всего, придётся солдатам оккупационных войск. Они, возможно, решат какие-то из наших проблем. И нас заодно.
Ирина Голубева: Да, ваш оптимизм зашкаливает, просто сбивает с ног!
Юлий Селиверстов: По поводу «кластера» – он, по-моему, целиком провалился: с хорошим треском, ещё до отбытия м-ль Труновой с должности.
Варлаамовская башня в мае 2012 года. Фото: Наталья Новикова
Задачу сохранения культурного наследия Пскова подавил не кластер: курс на уничтожение культурного наследия вырисовывается сегодня как одна из стратегических основ всей государственной политики.
Поэтому, что касается итога в связи с этим «кластером» и всей темой «охраны» памятников в Пскове сегодня, то и впрямь можно его подводить. Уже не промежуточный, а вообще.
Я не думаю, что в результате происходящего кому-либо, включая нас с Вами, ещё прилично произносить в Пскове сами слова: «памятники», «охрана памятников», «культура», «история». Деликатный человек никогда не заговорит в доме повешенного о верёвке. Тем более что никакие слова (печатные, непечатные) на реальность в наших условиях не воздействуют. В нашей стране свобода слова стала абсолютной, приравнялась к «тайной свободе» мысли, потому, что «приводной ремень» от слов к жизни чиновные «мыши» уже доели. Полностью.
Ирина Голубева: Однако, Вы мыслите крупными отрезками – десятилетиями. Но живем-то мы сейчас. Набережные вокруг Кремлевского холма и «от моста до моста» – не единственная тема кластера «Псковский».
Уже прошёл рассмотрение на градостроительном совете проект других набережных: реки Псковы и Великой от Примостья до Варлаамовской башни. Авторами, псковскими архитекторами Галиной Тютюнниковой и Владимиром Шуляковским, предложены вполне щадящие ландшафт архитектурные решения.
Но боюсь, что в исполнении многое будет искажено до неузнаваемости. Нужен очень жёсткий контроль при производстве работ. Самое главное – крепостные стены и Варлаамовская башня, основа городского прибрежного ландшафта, выведены из этого проекта, так как для культурного наследия имеется другой источник финансирования – Всемирный банк реконструкции и развития.
Псковским музеем-заповедником предложена концепция музеефикации памятников. Но эти предложения вновь «зависают». Дело в том, что Варлаамовская башня – самый ценный и сложный памятник, у нас на глазах исчезает, тает. Много лет подаются заявки на финансирование реставрации памятника в Министерство культуры, но тщетно. Теперь вот возникли надежды на Всемирный банк.
Но почему-то начали с конца: как мы будем использовать эту башню, крепостную стену, как построим очередной новодел – Нижние решетки, утраченные безвозвратно в XVIII веке… Каждое ведомство пишет фантастические бумаги, а собственно, что – использовать? Никаких решений о реставрации башни пока нет, их разработку никто не инициировал.
Юлий Селиверстов: Видите ли, я почему-то с определённой настороженностью отношусь ко всему «всемирному»: «Всемирный банк», «Мировое правительство», «Земшарная республика», «Междупланетный шахматный конгресс»… И потом, всякий раз как я слышу это словосочетание – «Всемирный банк» – мне хочется робко спросить (шёпотом, сам не знаю, у кого): а что, обязательно брать взаймы под порядочный процент за границей, чтобы отреставрировать объекты Пскова и Псковского музея? У Российской Федерации мало денег?
Дом Печенко. 18 апреля 2013 года. Фото: Владимир Никитин
И ещё один вопрос в связи с этим не оставляет меня. Он, конечно, дерзкий и лежит за гранью всякого приличия. Если государство (такое бедное) берёт взаймы на реставрацию, то, может быть, оно возьмёт ещё немного (одну двухсотую долю к общей сумме) и догадается повысить оклад научного сотрудника музея с шести тысяч рублей до уровня биологического выживания – то есть хотя бы в три раза? Нет? Чтобы окрылённый музейный человек смог, наконец, дотянуться снизу до вожделенной планки общепризнанной нищеты из своего финансового небытия. Ведь музей – это не только объекты (фонды, здания). Это ещё и люди. Живые, ни в чём не повинные люди, работающие сегодня. Я всегда думал, что люди важнее, что они на первом месте. Так нас в школе учили.
Заработная плата научного сотрудника Псковского музея сегодня колеблется (примерно) в интервале от шести до девяти тысяч рублей в месяц. Со всеми «доплатами». При этом условии в любых разговорах о будущем музея, о его существовании, развитии есть что-то неистребимо клиническое. Вы не находите? В этих разговорах много от психиатрически диагностированного садизма и «стокгольмского синдрома».
Научный сотрудник музея не может быть оплачен втрое ниже, чем уборщица1. И в три раза меньше реального прожиточного минимума. Если такое происходит – город, где это происходит, обречён на тухлое прозябанье, а страна – на уничтожение и распад.
Памятники истории и архитектуры, система музеев, архивов и библиотек, научных и образовательных учреждений, театров и филармоний – всё, что мы называем словом «культура» – всё это для народа и государства важнее, чем армия. Потому что если всего этого не будет – армии нечего будет защищать: она утратит Смысл и разбежится, превратится в толпу чужих друг другу людей. Это же азбука! Ну опровергните меня, докажите, что я не прав?!
Главная проблема Псковского музея – удушающее малое финансирование, несовместимое с жизнью и отдельных сотрудников, и организации в целом. В конечном счёте, несовместимое с жизнью всего города – ибо, задумаемся, чем и где будет Псков без музея?! И что же, говорит ли об этом хоть кто-нибудь, где-нибудь? Нет. «Аксакалы», «отцы» областной политики и культуры (честно зарабатывающие на государственной службе ежемесячно многие десятки и сотни тысяч рублей) хранят целомудренное молчание: silentium aurum est2.
Вообще, вся наша музейно-культурная сфера сегодня напоминает таксопарк, в котором верховное руководство обращается к водителям: «Вы должны в этом году сэкономить на закупке бензина ещё больше денег, чем в прошлом. Если это у вас получится – мы, может быть, повысим вам зарплату. На шесть процентов в будущем году. А лучше давайте сразу уволим половину из вас. А потом ещё половину, и ещё: тогда на бензин нам придётся тратиться всё меньше. В общем, таксисты, бензина у вас не будет. Но вы зарабатывайте, зарабатывайте сами. Вперёд!»
Требовать от больших государственных музеев сиюминутной рентабельности так же рационально, как желать её от ракетных войск стратегического назначения. Ликвидировать музеи – из «экономии»! – столь же разумно (в тех же интересах – внешнего противника), как такие войска. Однако, по сути дела происходит, мы понимаем это, именно растянутая на годы необъявленная ликвидация. Она, впрочем, касается всей страны.
Что же до Варлаамовской башни, то, насколько я знаю, Всемирный банк не предполагает какого-либо целостного её воссоздания. Предстоит лишь консервация руин. Соответственно, в башне предлагается музеефикация и показ только этих самых руин под открытым небом. А чего же ещё?
Да и Нижние Решётки, по моим сведениям, никто восстанавливать на практике не собирается: визуально «отрубить» Пскову от Великой, уничтожить наиболее драгоценный, привлекательный, наполненный глубоким геософским содержанием псковский вид на реку Великую из устья Псковы – зачем, во имя чего?! Малозаметный пешеходный мостик через Пскову (от Крома на правый берег) будет, надеюсь, создан близ северной стены бывшей шпагатной фабрики. Этого вполне достаточно.
Ирина Голубева: Да, хотелось бы «пересадить» это «верховное руководство» на музейные оклады. Уж абсурд, так абсурд до конца. Только они ведь сразу всё распродадут, чтобы выжить…
А по поводу методов сохранения Варлаамовской башни, к сожалению, это всё слова. Вот уже 34 года (от начала её исследования и первых проектов) никто не занимался, даже теоретически, этой проблемой. Сейчас мы видим совсем не ту башню, что в 1979 году. Все надо начинать заново.
Да и Всемирный банк не может ничего предполагать о псковской крепости – технические задания пишутся в нашем музее и комитете по культуре. Консервация руин ничуть не проще других методов сохранения, а мы до сих пор не принимаем этой идеи даже для храмов Довмонтова города [см.: И. Голубева. Дойти до Кремля; К. Минаев. Рождественские приказы; А. Конов. «Хочется просто выть…»].
Ирина Голубева: Кстати, по поводу Всемирного банка – как известно, конкурс на право реставрационных работ в будущем музейном квартале выиграла итальянская фирма GIVA ITALCONSULTING. Появились посредники-соотечественники, горящие желанием заработать на реставрации зданий музея: Поганкиных палатах, здании Фан-дер-Флита и Доме ксендза.
Техническим заданием для этих памятников федерального значения предписано исследование, обмеры и полный комплекс реставрационных мероприятий – работы не дешёвые и требуют времени. Нанятые зарубежной фирмой российские исполнители обратились к псковским реставраторам за архивными материалами, желая получить их чуть ли не в подарок.
Должна напомнить, что реставрации Поганкиных палат не проводилось с конца 1940-х годов, когда здание было восстановлено после чудовищного взрыва. С тех пор Поганкины палаты поддерживались только ремонтами, на реставрацию вечно не хватало денег, современных обмерных чертежей нет. К самым большим работам можно отнести только воссоздание каменного крыльца и фрагментарное восстановление интерьеров. Без современных методов исследования и точных обмеров невозможен даже ремонт, не то что реставрация. Это – исходный материал для всех проектов, в том числе и приспособления памятника.
Юлий Селиверстов: Исследование зданий, их обмер (без чего, понятное дело, невозможен ни какой проект), насколько мне известно, будут проведены. В каких формах и какими методами – пока трудно сказать. Посмотрим. Надо надеяться, что современными, европейскими.
Ирина Голубева: Но вызывает недоумение вот что: каким образом будет происходить производство реставрационных работ в музейных зданиях, наполненных экспонатами? Нового фондохранилища ещё не построено (строительство отнесено на 2015 г.), существующие фонды переполнены, древлехранилище ютится в неприспособленных помещениях, т. к. обещанный Музей книги не создан (здание Дома Масона, где планировался этот музей, используется под фондовые помещения).
Понятно, что на период реставрационных работ музеи – картинная галерея, реставрационные мастерские, экспозиции икон, серебра, истории – будут закрыты. На какой срок? Куда будут эвакуированы предметы государственного Музейного фонда, какие условия хранения им будут обеспечены?
Юлий Селиверстов: Разумеется, все эти вопросы будут так или иначе решены. Хранение – абсолютный приоритет музея, и он не допустит ущерба для предметов, входящих сегодня в наши постоянные экспозиции.
Если не появится других вариантов, придётся, по-видимому, перемещать экспонаты внутри Поганкиных палат – из одного интерьера в другой, исследовать и реставрировать помещения по очереди, не единовременно.
Другого выхода пока не просматривается: иконы, экспонированные сегодня на верхнем этаже здания, слишком «привыкли» за десятилетия к определённому температурно-влажностному режиму. Резко и скопом «бросать» их в иные условия опасно.
Ирина Голубева: Юлий, Вы не представляете, какие сроки устанавливают сейчас инвесторы и какого уровня строителей они привлекают ради экономии. Гастарбайтеров со всего СНГ. Причем все необходимые для реставрации лицензии у них будут, только вот понятия о реставрации – не будет.
Видимо, перемещение музейных фондов из помещения в помещение – не проблемы Всемирного банка, а головная боль музея и областного комитета по культуре. Но пока мы слышим только гипнотизирующее слух: «Всемирный банк! Всемирный банк!»… Что-то избранники этого банка начали с попытки использования чужих авторских материалов как своих.
Этот стиль нам знаком уже не первый год. В неоконченной скандальной эпопее с проектом зон охраны объектов культурного наследия г. Пскова [см.: И. Голубева. Заложники хаоса; К. Минаев. Лукавые комплексы. Часть первая; Л. Шлосберг. Терпенье суеты. Часть вторая; И. Голубева, Ю. Селиверстов. Заказ на Псков; Троянский конь в Пскове; И. Голубева. Коррупция и культура] ярославская фирма «ИПУРГ» тоже начала с того, что спокойно включила в состав своего проекта материалы предшествующих разработок псковских специалистов, получила деньги за этот «освоенный» раздел (еще и положительно оценив его!).
Однако это использование оказалось формальным заполнением пустоты: в разрушительном для памятников, полном противоречий проекте никоим образом не использовалась информация, полученная даром и оплаченная заново.
То же самое произошло только что, с проектом зон охраны Снетогорского монастыря: фирма «ИПУРГ» получила из комитета по культуре чужой труд: готовый проект института «Спецпроектреставрация», выполненный в 2005 г. по заказу руководства Снетогорского монастыря и заново продала его комитету, уже за бюджетные средства (!).
Причем ярославские «ипурговцы» даже не пытались соблюсти этические нормы, используя не ими разработанный проектный материал. И хоть бы он пошел на пользу! Так нет, снова, как и с зонами охраны Пскова, ничто не помешало «ипурговцам» нарисовать режимные границы кое-как, без учёта исследований и существующей сегодня на Снятной горе градостроительной ситуации.
Самое тревожное, что на основе этих проектов, «заточенных» под застройщиков, принимаются законодательные акты. Вредная, направленная против памятников халтура, становится законом. И строители скоро встанут в очередь к нашим уважаемым депутатам-законодателям с предложениями (от которых не принято отказываться) изменить регламенты и режимы в пользу коммерческих объектов. И законодатели «помогут».
Все эти перспективы прозрачны, в духе времени – законы уже создаются в личных целях.
Ирина Голубева: Тут мы подходим к очень острой теме. В последние годы, а точнее, в годы реализации проекта туристско-рекреационного кластера «Псковский» роль комитета по культуре оказалась какой-то неявной. В тень ушла, как серый кардинал.
Юлий Селиверстов: Меньше всего я склонен предъявлять кому-либо в псковском областном комитете по культуре личные претензии. Отдельные люди не виноваты: они делают то хорошее, что могут, и всё понимают, конечно же, не хуже нас.
Но система, составленная из людей (и не ими), автоматизированная и безошибочная, настроенная на имитацию деятельности и – как результат – на всестороннюю деструкцию подведомственного участка жизни, работает неуклонно.
Ирина Голубева: Я вот что имею в виду: совершенно отчетливо прослеживается не совсем традиционная ориентация комитета на поддержку строительного бизнеса и очень слабая линия защиты памятников.
Иной раз удивляешься: задание, что ли, такое выдано: помочь фирмам в застройке, подогнать нормы и режимы охраны центра Пскова под «хотелки», обоснованные только экономической выгодой застройщика?
Такие противоречия были всегда, с тех пор, как появились и были узаконены градостроительные ограничения. Но такого напора, такой уверенной безнаказанности еще не было.
Очевидно, что нужен качественный и современный документ, границы и точное зонирование территорий исторического поселения – города Пскова, а также еще 13 поселений Псковской области3.
Без зон охраны памятников невозможно качественно разработать Правила землепользования и застройки – это единое целое.
Сейчас мы опять введены в состояние неразрешимого конфликта между политикой охраны памятников и необходимостью строить. И продавленный по всем инстанциям проект зон охраны – на живую нитку собранное изделие ярославских «ипурговцев», вновь заводит в тупик, разваливает систему охраны архитектурного наследия Пскова.
Юлий Селиверстов: «ИПУРГ» продолжает гнать свою «пургу». Причём в разные стороны: в зависимости от того, куда ветер дует?.. Что ж, это так естественно.
Вы исходите из полностью ложного представления о том, что существующее сегодня в России государство (псковский комитет по культуре – это лишь его крохотная клеточка) имеет якобы в коллективном сознании своём некую цель сохранять какие-то памятники какой-то там истории и архитектуры.
Всё это, извините, чушь, интеллигентская химера. Да как Вы ещё не поняли, что нынешнее государство стремится – в идеале, в пределе – к полной ликвидации этих самых памятников как докучного опостылевшего обременения?!
Памятники (как и вся Россия, которая без них мертва) подлежат тотальной «оптимизации» и, так сказать, монетизации. Причём в исторически кратчайший срок. Максимальная опасность для культурного наследия исходит сегодня именно от государства, которое легализует и реализует корыстные интересы правящего «класса».
В том числе в отношении архитектурного наследия, под прикрытием имитационной «охраны памятников», оно реализует и обслуживает корыстные интересы вот всех этих самых «риэлторов», «кластеростроителей». И ведь решительно всем уже понятно, что ликвидация культурной сферы – это и есть демонтаж государства и нации!
Ирина Голубева: Да, иллюзиями мы страдаем, их же поддерживают и чиновники, через СМИ. В победные реляции и разумное начало хочется больше верить, чем в реальность. Однако, в случаях, где хотя бы ожидается сопротивление общественности, чиновники умеют скрывать свои подлинные намерения.
Взять хотя бы тайное изъятие собора Снетогорского монастыря с его фресками из музейного хранения [см.: Беседовал Л. Шлосберг. «Вечность – не имущество»; Л. Шлосберг. Страшный Суд; Т. Круглова. Спасли и сберегли]. Ведь в соборе до сих пор, на протяжении уже девяти месяцев, не ведется никаких специальных мероприятий – нарушен режим температурного контроля, проветривания, сохранения живописи – музейщики не имеют больше прав на самостоятельный вход в собор.
Систему хранения специалисты отлаживали годами, и хотя финансирования не было – мы знали, что памятник под контролем, живёт.
Здание собора – собственность государства, находится в ведении Территориального управления Росимущества по Псковской области, которое и расторгло договор с музеем.
Собственник, как выясняется, не знал (!), что это за имущество такое, которое нельзя передавать никому без специальной, всесторонней подготовки. Ни договора, ни охранного обязательства, ни правильной оценки объекта культурного наследия начала XIV века, ничего не было сделано. И вот уже впору и родить, 9 месяцев прошло, а собор все ещё брошен, СМИ помалкивают, система не работает.
Ирина Голубева: Действительно, мы постоянно видим, что государственные органы пытаются сбыть с рук, на кого попало, беспокойные памятники архитектуры и снять с себя ответственность за их судьбы.
Далеко ходить не надо: уже интернет-сообщество, группа граждан города (172 человека) с возмущением обратились в прокуратуру Псковской области по поводу разрушения Дома Печенко в Пскове, здания XVII века, связанного с именем Ю. П. Спегальского. Переданное в аренду некоей фирме ООО «Лайн» много лет назад, оно брошено на произвол, без крыши, с выломанными окнами, с водой в подклете. Уникальный памятник архитектуры, сохраненный после войны4, приведен на грань исчезновения.
Вероятно, Росимущество регулярно получает арендную плату, не заботясь более о самом имуществе. И так – куда ни повернись – все средневековые гражданские здания XVII в. в Пскове арендованы, и подавляющее их большинство – в руинах или близки к тому.
Архитекторы-реставраторы говорят, что происходящее с Домом Печенко в Уголовном кодексе называется «доведением до самоубийства».
Юлий Селиверстов: Я Вас утешу: судьба Снетогорского собора (как и всё в России) в руках Божьих.
Повсюду в Пскове мы видим катастрофу. Люди привыкли к ней, но надо раскрывать им глаза – тем более, это единственное, что мы в реальности можем делать.
Катастрофа эта складывается из очень разнообразных, больших и малых уголовных преступлений – даже в соответствии с нормами нынешнего, номинально действующего законодательства.
Уничтоженный дом Петра Дионисиевича Батова – преступление.
Две апокалиптические, сорок пять лет недоделанные (во всех смыслах) «гостиницы» подле дома Батова, по левому берегу реки Великой – это уже какое-то особо циничное преступление против человечности.
Разрушенная ТЭЦ – преступление. Непостижимая в своём абсурде дамба вдоль набережной – преступление века! Именно под видом этой уродливой конструкции нынешнее руководство области и не захочет, а войдёт – вляпается на веки вечные – в псковскую историю.
Детский парк – тут и говорить нечего. Сколько на него было ассигновано государственных средств? Семьдесят один миллион?.. Видимо, каждый, торчащий в ожидании неминуемого народного кирпича, фонарь стоил по миллиону рублей. Деньги потрачены, что называется, рачительно. С умом и вкусом.
Романова горка, загаженная во всякое время года, с уже обречённым на разрушение Домом предводителя дворянства – это ли не преступление?! А уж за Солодёжню и Дом Печенко, я и не знаю, что уместно было бы сделать с виновными. По закону, по суду.
Это (с моей частной точки зрения) перед лицом древнего Пскова и всей русской истории – чёрное криминальное деяние. Тяжкое, вопиющее о возмездии.
Сегодня Дом Печенко приведён в то самое состояние, в котором гитлеровцы в 1944-м году оставили Поганкины палаты. В точности. Но ведь они-то (гады фашистские) специально старались, взрывали их, со всей своей аккуратностью! А с Домом Печенко всё произошло будто бы без войны, будто бы само собой, без виноватых.
Сколько, по-вашему, могут стоить сегодня противоаварийные работы на Доме Печенко? Миллиона три-четыре. Во что обошлась бы его полная реставрация? Миллионов в пятнадцать-двадцать. Но Дом Печенко – мы видим это – уже почти погиб.
Сколько всего было – какое же политкорректное словцо подобрать-то для этого действия? – «абсорбировано» в минувшем году в Пскове, Изборске? [См.: Редакция. Освоить Изборск; Редакция. Законы нарушены, суда не будет; И. Голубева, Ю. Селиверстов. Четвёртое измерение или «Индейская резервация» русских; И. Голубева. Изборский разрыв; И. Голубева. Изборский разлом. Крепость; А. Семёнов. Зарыть до сентября; И. Голубева. Закатать под асфальт; И. Голубева. Параллельные миры; Л. Шлосберг. Не всё коту масленица; И. Голубева. Судьба флигеля; Л. Шлосберг. Удар под родник; Л. Шлосберг. Постояльцы в доме Святого Николы; А. Семёнов. Обитель добра: возмездие] Миллиарды.
Сколько (и главное – зачем?) уходит из раза в раз на «всероссийские масленицы», всевозможные «ганзейские дни», напоминающие фейерверк в горящем доме? Что сказать о таком государстве и обществе, какой оценки они заслуживают? В каких терминах возможно их описание? – На языке психиатрии и уголовной хроники, в соотношении 50 на 50.
Так под какой и чьей властью мы сегодня существуем?
Ирина ГОЛУБЕВА,
искусствовед, председатель Псковского областного отделения ВООПИиК,
Юлий СЕЛИВЕРСТОВ,
искусствовед, заведующий художественным отделом Псковского музея-заповедника
1. Надо понимать, что я уважаю труд уборщиц, который тоже должен быть справедливо оплачен. Тем более, что в качестве уборщиц то и дело вынуждены подрабатывать (и в 1990-е годы, и сейчас) лучшие музейные сотрудницы.
2. Silentium aurum est (лат.) – Молчание золото.
3. К историческим поселениям Псковской области относятся города Псков, Великие Луки, Гдов, Невель, Новоржев, Новосокольники, Опочка, Остров, Печоры, Порхов, Себеж, Пушкинские Горы, Изборск, Волышово – они входят в Список исторических городов и населенных мест России, принятый совместным решением Госстроя РФ, Минкультуры РФ и ЦС ВООПИиК от 1990 г. (был подтвержден постановлением Правительства РФ от 26.11.2001 г. № 815 в составе федеральной целевой программы «Сохранение и развитие архитектуры исторических городов России (2002-2010 гг.)».
4. Архитектор, восстановивший Дом Печенко – Эльза Павловна Штольцер. Автор многих зданий послевоенного Пскова, в том числе здания Псковского государственного университета.