Псковский патриарх Павел

О. Павел Адельгейм был одиноким воином в диком поле «архиерейского беспредела»

«У меня немного надежды быть услышанным. К свидетелям бывает разное отношение. Изредка им внимают. Чаще убивают, как пел когда то В. Высоцкий, «провидцев, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах». Этими словами отец Павел Адельгейм заканчивает свою книгу «Догмат о Церкви». Пророческими словами.

Мария и Иван Адельгеймы, диакон Илия Ерохин, Вера Михайловна Адельгейм, Елена Волкова, Наталья Горбаневская, Виктор Яковлев. Дом Павла и Веры Адельгейм. 12 сентября 2013 года. Фото: Лев Шлосберг

Несколько лет назад я сказала отцу Павлу, что почитаю его как чудом выжившего мученика, гонимого за веру и антихристианским режимом, и собратьями по церкви… Мучеником не просто за веру, но за большие труды и дела своей веры, за то, что он воздвиг храм и наполнил его жизнью, чем вызвал гнев тех, кто строит храмы не для Бога и людей, а для власти и денег. Он улыбнулся и благословил меня. Тогда казалось, что чудо будет вечным.

Я не смогла приехать на похороны, о чем очень сожалела, и молилась, чтобы ничто не помешало мне приехать в Псков в сентябре.

На могилу отца Павла пришла рано утром за день до сороковин, когда кладбище было еще пустым. Увидела его сияющий теплый взгляд с креста, и прорвались все слезы, что сдерживала в себе, и казалось мне, что реву я у него на груди, а он меня еще и утешает. Стоять не могу, сижу на корточках и плачу.

Вдруг слышу голос:

- Анна? [1]

- Елена.

- Жена Ивана? [2]

- Нет, я не родственница. 

- Отец Павел говорил, что мы все родственники. 

Поднимаю заплаканные глаза от могилы, и вижу странную женщину с большими глубокими глазами, будто почерневшими от горя. Она кланяется мне и уходит.

Много цветов, свечи и венки: от Псковской Думы, общества «Мемориал», сотрудников СИЗО-1 и какого-то предприятия. Ни одного – от церкви.

Перебираю цветы в банках и вижу нападавшие листья. Надо бы подмести. В храме Жен Мироносиц, где отец Павел служил более двадцати лет, «за ящиком» дама совсем не церковного вида. Она занята: выгоняет маленькую девочку, забежавшую на перемене из православной регентской школы (которую открывал отец Павел, а отнимал у прихода митрополит Евсевий). Знакомая картина. В бытность мою в воскресной школе дети жаловались, что уборщица выгоняла их матом из храма.

- Здравствуйте. А «не мешайте детям приходить ко Мне»?

- Не бегать же здесь! – возмутилась продавщица.

- Веник дайте, пожалуйста, на могиле отца Павла подмету. 

- Нечего там подметать. Я утром шла, все было чисто. Нет у нас веника. 

- А книги отца Павла есть?

- Нет. У матушки спросите. 

- Все с вами ясно. 

Я вернулась к могиле. Навстречу шел высокий серьезный мужчина, будто выточенный болью.

- Вы Волкова?

- Да. 

- Яковлев. Поедем к матушке Вере. 

Наталья Горбаневская и Вера Адельгейм. Дом Павла и Веры Адельгейм. 12 сентября 2013 года. Фото: Лев Шлосберг

И мы поехали в дом отца Павла, где в дверях меня обняла его дочь Маша со словами «Лена! Я вас узнала! Вы до вечера останетесь?»

За большим столом, тем самым, где произошла трагедия, сидели матушка Вера, сын Иван, Наталья Горбаневская (у нее был творческий вечер в Пскове) и Лев Шлосберг. Матушка меня обняла, и от нее шло такое тепло!

Всех за этим столом окружала простая свободная любовь, речь текла свободно, каждый хотел что-то сказать очень важное, и казалось, что все мы давно знали друг друга и долгие годы ждали этой встречи. Все хотели как-то облегчить боль матушки Веры, поддержать ее.

У них там Христос. Это другой мир и необыкновенные люди. Живут в этом доме ВЕРА и МАРИЯ. Живут в большом горе, а свет от них такой, что все свои беды забываешь и радуешься в слезах.

Я не могла оторвать глаз от Маши. Она неотмирная, пришелица от Бога, посланная отцу Павлу как поддержка, утешение. Как Божий человек. Она обнимет, и душа поет; она укоряет «Вы же обещали до вечера!», и чувствуешь себя такой виноватой, будто от ангела уходишь. А она бежит до калитки и кричит вслед: «Приходите!».

Милая Маша! Да я бы палатку разбила во дворе дома («Сделаем три шатра, один Тебе, и один Моисею, и один Илии…»), и спала бы в обнимку с вашими ласковыми собаками, белой и черной, Белкой и Аргоном (который явно пришел к отцу Павлу из фильмов Тарковского, точно оттуда).

Вспомнила, как мусульманка Бурлият из Дагестана сказала мне о сынишке моей подруги: «У нас говорят, что такие дети только очень хорошим людям Бог посылает. Это Божьи дети. Мы почитаем их семьи».

На сороковой день 13 сентября с раннего утра в дом отца Павла шли люди.

В восемь на месте убийства началась заупокойная служба, которую затем Виктор Яковлев назовет литургией «на крови». Волновались, будут ли певчие. Конечно, были. Рядом со мной пел молитвенный бас. Не просто пел, а молился. С ним сначала пели две женщины, а потом вдруг я сама запела (и никто не сказал привычного «Женщина, вы слышите, что поете?»), и люди стали петь один за другим. Получилось, как в ранней церкви, где пели все. Только коробило слух поминание имен гонителей – Евсевия и Кирилла – да еще в качестве господина, отца и владыки. Без них бы в таком месте. Без них.

Один из участников возразил мне, что поминание за литургией «Господина и отца нашего святейшего патриарха... Кирилла») – лишь форма, вынужденная форма, которую он не принимает всерьез. Разве может слово (Логос – одно из имен Христа), быть только формой? Не может. За каждое слово будем держать ответ.

Затем была панихида у могилы отца Павла на Мироносицком кладбище, которая началась в 11 часов.

Повторяя привычные слова молитв за упокой души, я вдруг поняла, что лгу сама себе, потому что душа молится не об отце Павле, а ему самому как святому. Как можно молиться о нем? Он бы о нас помолился. Священномучениче Павле, моли Бога о нас...

Убили святого, а в его церкви не нашлось ни храма, ни большого зала, ни трапезной, куда бы могли прийти его прихожане и люди, приехавшие из разных городов. У каждого из которых своя история отношений с отцом Павлом, своя благодарность, своя боль, которой они хотят поделиться с другими.

Одна женщина рассказала мне, как батюшка спас ее в советское время от тюрьмы, когда ее хотели посадить за оскорбление партийного чинуши. Отец Павел пришел тогда на судебное заседание в рясе и выступил в ее защиту.

Другая представилась как бывшая коммунистка: «Мы с мужем в партии были, потом в храм пришли. Все как положено (!). Я только отцу Павлу и верила, со всеми проблемами к нему шла. Как мы теперь без него? Другого такого нет».

Псковский журналист Олег Дементьев рассказал, как отец Павел пригласил его в гости, узнав, что его, атеиста, некрещеного, отлучили от церкви за разоблачение монастырских махинаций с земельными участками и зданиями. Я тогда писала экспертизу для суда, отвечая на абсурдные вопросы, вроде «Что может представлять собой церковное предание анафеме нецерковного, неверующего журналиста за исполнение им своего профессионального и гражданского долга?»

Разные люди, разные встречи. Небольшая псковская галерея [3], где была развернута замечательная фотовыставка памяти отца Павла и куда люди пришли после панихиды, смогла вместить немногих.

Прозвучала тема, которую развивают со дня убийства: что мы должны радоваться, что отец Павел, подобно Христу, принял насильственную смерть, что он сам считал смерть в постели «буржуазной», что скорбим мы по нему лишь по своей греховной немощи, а были подуховнее – радовались бы.

Елена Волкова. Дом Павла и Веры Адельгейм. 12 сентября 2013 года. Фото: Лев Шлосберг

Я с этим не согласилась. В Нагорной проповеди Христос говорит о ТЕХ, КТО ГОНИМ: «Блаженны (то есть счастливы – Авт.) изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить ВАС и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас».

И всякий, кто даже немного постоял за правду и вызвал тем самым гнев, преследование, поношение или даже насилие, знает, сколь радостно стоять за правду, какое счастье посылается Богом за любое противостояние лжи, несправедливости и насилию.

Тем более эту радость знал такой великан, как отец Павел, вставший один против бюрократического церковного катка с текстом Евангелия и решениями церковных соборов в руках. Противопоставив жестокой власти лишь слово и любовь – к Богу и человеку. И радость его правды, веры и любви мы все чувствовали. Он светился этой тихой мягкой радостью.

Гонимый может чувствовать радость стояния в правде. Но можно ли радоваться, глядя на то, как преследуют твоего близкого человека, любого человека, а тем более – святого? Как издеваются над ним? Разрушают дело его жизни? Изгоняют из храма? Отрывают от больных детей, доверившихся ему? Святого называют сатанистом? Организуют одно за другим покушения на его жизнь и, в конце концов, убивают! А ты, если достаточно духовный, должен стоять в стороне и радоваться? У креста Иоанн и Марии радовались? Или плакали?

Мы довели страну и церковь до того, что сажают и убивают лучших из нас, и должны этому радоваться? Нет, может быть только боль и скорбь. И чувство вины перед отцом Павлом. У него были тысячи почитателей и духовных чад по всей стране, огромный библиотечный зал в центре Москвы каждый год слушал его доклады.

Если бы все приехали в Писковичи, когда отца Павла выгоняли оттуда, мы бы отстояли и приход, и приют для больных детей. Но мы не приехали. Как не приехали в Псков, когда его снимали с должности настоятеля храма Жен Мироносиц и отнимали школу.

А потому его слова «В церкви я никому не нужен» – это укор и нам. Он ведь часто был одиноким воином в диком поле «архиерейского беспредела» (его выражение). Единственный, кстати, из служащих иереев еще в марте 2012 г. поднял голос в защиту Pussy Riot, услышав в панк-молебне глас народа и Божье провидение, а преследование девушек сравнив с гонениями на Христа. Не просто заступился из милосердия, как представляли в СМИ, а увидел в них защитников той самой ПРАВДЫ. Чем тогда вдохновил меня на Pussy Riot School.

Отец Павел услышал в протестной акции созвучие собственному и народному возмущению и выразил солидарность с теми, кто отважился прокричать о наболевшем: «Молебен заявил протест против смычки несовместимых начал: государственного механизма с церковным организмом, свободы с насилием, любви с корыстью. (…)

Как РФ поступает вопреки декларациям собственной Конституции, так РПЦ поступает вопреки канонам и традициям. Попран догмат о соборной Церкви. Упразднены Поместные соборы, приходы превращены в торговые точки, народ Божий отлучен от церковной жизни. РПЦ пренебрегает легитимными протестами, на вопросы паствы не отвечает, изгоняет несогласных. Либо лопай, что дают, либо уходи.

РПЦ опирается не на Евангелие и догматы, не на каноны и собственные установления. РПЦ опирается на правовые и силовые структуры РФ, давя несогласных, не считаясь с церковным правом. Под именем «церковного суда» создана неканоническая организация для расправы с неугодными епископу клириками и приходами. Жаловаться некому».

Грустно то, что клирики РПЦ, кого отец Павел столь мужественно и последовательно защищал многие годы от произвола архиереев, практически не поддержали его в этой борьбе за права своих приходов, прихожан и подопечных из больниц, приютов и детских домов. Молчат они и сейчас, в лучшем случае признавая в отце Павле доброго пастыря, проповедника и мученика. Но не борца, которым он был всю свою пасторскую жизнь.

Сам он не мог оставаться равнодушным к изгнанию Христа из Церкви: «Какая альтернатива? Молчать? Лгать из страха перед архиерейским прещением? Страх рождает притворство. Не только перед другими. Возникает сложный психологический феномен: человек притворяется перед собой. Несвободный человек вынужден идеализировать свою неволю. Стремясь сохранить уважение к себе в глубине искалеченной души, он с лёгкостью принимает доводы, оправдывающие его беспринципную покорность».

У могилы о. Павла Адельгейма. 12 сентября 2013 года. Фото: Лев Шлосберг

Современная церковь, к сожалению, выработала большое многообразие доводов, оправдывающих молчание, то есть соглашательство с беззаконием и насилием.

Книга «Догмат о Церкви в канонах и практике», доклады и статьи, заявления и суды говорят об отце Павле как о церковном Диссиденте. С большой буквы. Многие сегодня подчеркивают, что он не был диссидентом, но звучит это странно, поскольку диссидентское движение началось с лозунга, который стал вновь актуальным, – «Соблюдайте вашу Конституцию!».

Главный труд отца Павла написан с тем же призывом – соблюдать каноны, постановления церковных соборов, прежде всего, забытого Поместного собора 1917-18 гг.. Мне кажется, что дар правоведа и пристальный анализ церковного и государственного права – европейская немецкая черта в характере отца Павла, которая очень важна для нашей страны, где давно потеряно уважение к закону.

Правовые церковные нормы для отца Павла – не мертвые формулы, а воплощение лучшего в духовном и нравственном смысле, что было создано христианством. «Право является высшим достижением в организации общественных отношений не преображённого бытия на началах справедливости и равенства: естественный закон, ценность личности, её достоинства и свобода...».

Он не законник и не буквоед, он и сами каноны оценивает в евангельском духе и критикует те (как, например, новый Устав РПЦ), которые нарушают соборность, унижают человека, носящего в себе образ Божий. «Не безликую массу, не толпу, движимую животными инстинктами, являет Церковь, но единство многих ипостасей. Каждая из них сохраняет черты образа Божия, запечатлённые в её неповторимом лике.

Механическое единство агрегата осуществляет человеческое общество в казарменных системах, пенитенциарных учреждениях, подавляющих в человеке личность, лишающих человеческого достоинства, творческого самовыражения, обращающих живую личность в механическую функцию, подчинённую чужой воле.

Обезличенное единство растительного мира обнаруживается в бюрократических системах. Муравейник выживает ценой жизни своих муравьёв. Когда человеческое единство исключает личную свободу, оно неизбежно вырождается в одну из таких обезличенных систем».

Я встретила в Пскове удивительных людей, в которых почувствовала родство с духом свободы («Ад – это дисциплина, возведённая в абсолют»!) и деятельной любви, наполнявшими отца Павла. Застывшая боль в глазах верного помощника отца Павла, председателя приходского совета (1989-2010) Виктора Яковлева, который написал пронзительные статьи о батюшке [4], и его жены Нины, полный сострадания и желания помочь Лев Шлосберг, пронзительные публикации Елены Ширяевой, Алексея Семёнова и многих других, кто издал потрясающий номер «Псковской губернии» памяти отца Павла [5] и публикации к сороковому дню [6]. У деятельной скорби-любви много дел впереди.

Бог одарил отца Павла многими дарами, которые начинаются с первой буквы его имени: пастырь, проповедник, подвижник, праведник, поэт, пророк, правовед, правозащитник, и… патриарх. Да. От нас ушел патриарх Павел. Патриарх в настоящем библейском (не бюрократическом) смысле этого слова, каким был Авраам, ходивший перед Богом.

Убит человек, которому было дано Божье откровение, которого Бог позвал на служение, открыл ему то, какой должна быть церковь и дал мощь и мужество для защиты Божьего идеала.

Только человек, которому был дан дар церковного предстоятеля перед Богом, мог написать: «У меня была концепция Прихода как космоса, бытие которого сочетает триединое служение Богу: молитву, просвещение и милосердие. Молитву, по преимуществу, созидал круг суточных, седмичных и годовых богослужений. Просвещение осуществлялось в храме средствами икон, хора и проповеди. Внехрамовое общение продолжалось в форме «Библейских чтений». Просвещение в школе регентов – посредством обучения и воспитания школьников. Задачу милосердия выполнял приют для сирот-инвалидов. Служение Богу выполняли эти три направления приходской жизни… Такая концепция местной церкви, как мне казалось, выражает замысел Божий».

Хочу верить, что когда-нибудь этот замысел осуществится, а в Пскове появится Богословский институт имени Павла Адельгейма, где будет разрабатываться концепция обновленной церкви. И город прославится своим праведником. Псковским патриархом Павлом.

Елена ВОЛКОВА, Псков – Москва
Автор – доктор культурологии, кандидат филологических наук, независимый эксперт по религии и художественной культуре, до 2011 г. – профессор МГУ им. М. В. Ломоносова.

1. Дочь о. Павла и Веры Адельгейм зовут Анна.

2. Супругу Ивана Адельгейма, сына о. Павла и Веры Адельгейм, зовут Елена.

3. Речь идет о галерее на ул. Герцена, 6, где дважды в течение дня 13 сентября было организовано поминовение о. Павла и открыта выставка, ранее созданная к его 70-летию.

4. См.: В. Яковлев. Сжитие со свету священника Павла Адельгейма // «ПГ», № 49 (368) от 19-25 декабря 2007 г.; В. Яковлев. По заповедям Блаженства // «ПГ», № 30 (399) от 30 июля – 5 августа 2008 г.; В. Яковлев. Век русской Церкви: от гонений до крови до объятий до смерти // «ПГ», № 32 (453) от 26 августа – 1 сентября 2009 г.; Спустя 35 лет. В. Яковлев. Глазами, сердцем, душой, разумением... // «ПГ», № 39 (510) от 6-12 октября 2010 г.; В. Яковлев. «Я, обвиняемый, священник Павел Адельгейм…» // «ПГ», № 23 (545) от 15-21 июня 2011 г.; Виктор Яковлев: «После такой смерти стыдно жить дальше» // «ПГ», № 30 (652) от 7-13 августа 2013 г.

5. См.: Л. Шлосберг. Пастырь человеколюбия; А. Семёнов. Чёрный ворон; А. Семёнов. Павел Адельгейм: «Я в Церкви никому не нужен» // «ПГ», № 30 (652) от 7-13 августа 2013 г. и другие материалы номера.

6. См.: Е. Ширяева. Его Вера; В. Яковлев. Третья книга отца Павла Адельгейма // «ПГ», № 35 (657) от 11-17 сентября 2013 г.