«Касса рассудит только то, что сперва рассудил худрук»

Директор Псковского драмтеатра им. А. С. Пушкина объяснился по поводу открытого обращения Псковского отделения Союза театральных деятелей

Противостояние «старого» и «нового» в Псковском академическом театра драмы им. А. С. Пушкина вышло на новый уровень, после того как самое читаемое интернет-СМИ региона «Псковская лента новостей» и набирающая популярность радиостанция «Эхо Москвы в Пскове» предоставили свои площадки для свободного выражения недовольства председателю Псковского отделения Союза театральных деятелей Юрию Новохижину и актеру Виктору Яковлеву. Псковский СТД направил открытое обращение в адрес врио губернатора Андрея Турчака. Председатель федерального СТД Александр Калягин призвал главу региона разобраться в конфликте и готов направить в Псков конфликтную комиссию.

Директор театра Сергей Дамберг и художественный руководитель Василий Сенин. Фото: © Фото Владимира Луповского из архива Псковского драматического театра

После успешного Пушкинского фестиваля, казалось бы, споры должны были прекратиться: новая управленческая команда вполне доказала свою способность в сжатые сроки справляться с задачами повышенной сложности, да еще и на очень высоком уровне. Всю весну в Псков приезжают лучшие театры России. Объявлена впечатляющая гастрольная программа на лето.

Тем не менее, Юрий Новохижин и Виктор Яковлев на полном серьезе говорят о «гибели псковского театра», хотя большинство их претензий имеют сослагательное наклонение. Вычленив из открытого письма СТД заявления о фактах, мы задали по ним вопросы директору театра Сергею Дамбергу.

- Сергей Вадимович, первое, что хотелось бы понять: авторы открытого обращения действительно представляют коллектив театра? Потому что реплик в другой тональности и от других сотрудников театра пока не слышно.

- Эти люди представляют собой и больше, и меньше. Меньше, потому что, в общем, их двое – Новохижин и Яковлев. Есть, наверное, еще от силы три-четыре человека из труппы, кто мог бы их поддержать чисто эмоционально. А больше - в том смысле, что действительно есть большое сопротивление региона – сопротивление этакого троечника с нечесаной головой, которого тащат учиться, работать, а прежде еще и расчесаться, и переодеться, и застегнуться на все пуговицы. И ему все эти гребни, щетки, конечно, непривычны и мучительны. Действительно, есть глухая такая оппозиция: «Не делайте с нами ничего, уйдите, уберите руки, мы тут сами».

Когда я слушал эфир Яковлева и Новохижина, я обратил внимание, насколько это разные люди. В студии сидело двое, один из них весьма примитивен. И совершенно иная интонация у Яковлева, которая не может не вызывать сочувствия. Потому что он действительно верует в то, что отстаивает некую великую идею.

- На чем держится та уверенность, с которой они говорят «от имени коллектива театра»?

- Они не говорят от имени коллектива. Новохижин выступал от имени СТД, а не от имени коллектива. А Яковлев никаких имен к себе не подтаскивал, он, мне кажется, говорил от своего лица.

- А звучит так, будто они вопиют от имени всего театра, да плюс еще всех театральных зрителей…

- Конечно, каждый, кто говорит на общезначимые темы, чувствует себя представителем какой-то группы – тут ничего нового нет.

Это тоже любопытная история: люди, которые не имеют внутренней интеллигентности, зато имеют страшную жажду власти, в результате доминируют на рынке труда и вообще на поле общественного признания, а по факту вступают в конфликт с теми, кто интеллигентен по-настоящему. А когда и те, и другие чувствуют себя отодвинутыми, это объединяет. Поэтому альянс Яковлева и Новохижина – смешной альянс.

- Почему же он возник? Как эти люди оказались в оппозиции к руководству театра?

- Здесь много того, что не склока, а биография. Эти биографические моменты очень важны. Давайте по порядку. Новохижин был очень лоялен в отношениях со мной. Когда мне нужно было уволить [Вадима] Радуна, он участвовал в переговорах как его приятель, чтобы Радун был уволен по его собственному желанию, а не по статье. А дальше появился Олег Брячак. Насколько я понимаю, Юрий Новохижин сохраняет статус помощника депутата Госдумы Михаила Брячака.

- Перспектива губернаторских выборов? Как-то это совсем банально, примитивно даже…

- С простыми людьми происходят простые вещи, со сложными – сложные. С Новохижиным произошла такая вещь, его подхлестнули: давай! И состоялась встреча с частью театрального коллектива в питейном заведении на улице Ленина. Там было около пяти человек.

- Прилично.

- Да. То есть примерно человек на 110 меньше, чем в театре работает. Яковлев тоже там был. Я его спрашивал: «Зачем? Что вас связывает со «Справедливой Россией»?». И я так понимаю, что никаких идеологических мотиваций у него нет. Он ожидал некой «правовой поддержки», хотя я не очень понял, в чем ему нужна правовая поддержка.

- В общем, вмешалась политика.

- С Новохижиным – да. С Яковлевым – другая история: он же хотел поставить спектакль [«Солдатики»].

- Я так понимаю, что и поставил. Есть люди, которые его видели и даже хвалили.

- Я не видел. Да даже если бы видел, не стал бы делать какие-то эстетические оценки. В отличие от многих, я понимаю, что не специалист в этом. Просто ведь штука в чем? Они репетировали с актерами, но декораций у них не было вовсе. Так спектакли не ставят.

- Так они репетировали во время реконструкции, когда театра не было.

- В последние дни фестиваля шел спектакль «Декабристы». Вот там были декорации, сделанные нашим театром. Целиком.

- Если декорации «Декабристов» сделали за два дня, что мешает, располагая неограниченным временем, начать делать декорации к спектаклю Яковлева?

- Ничего не мешает. Но нет решения по этому поводу – никто этого и не делает.

- Почему художественный руководитель не принимает такое решение?

- Ну, мне он сказал, что «это слабо».

- Когда-то Василий Георгиевич [Сенин] обещал, что всех рассудит касса …

- Тут уже я как директор могу высказаться категорически против. Не всех рассудит касса. Есть периоды отбора. На первом этапе человек может прийти в театр или не прийти в него вовсе, и мы, конечно, этот период пропустили. Второй этап отбора – отбор худрука. Раз вам удалось уже поступить на службу в театр, то дальше соответствуйте требованиям художественного руководителя. Не умеете вы этого – уходите. Так театр устроен. Не так устроен Трудовой кодекс.

И тут как раз мы видим, что те люди, которые говорят о театре, на самом деле рассуждают сугубо юридически. То есть они не увольняются, не договариваются, по факту ничего не делают месяцами, получают деньги - мало, но получают - и чувствуют себя в своем праве. Когда они говорят сегодня, что не мыслят своей жизни вне театра, - это вранье. Просто по факту вранье: их нет в стенах театра, они не рвутся сюда. Они не мыслят своей жизни вне Трудового кодекса – ничего другого.

- Тем не менее, сегодня этот спектакль уже превращен в некий фетиш. И кто угодно может трактовать дело таким образом, что, мол, «Сенин не пропускает спектакли человека, с которым у него конфликт».

- Наоборот: конфликта не было у них.

- Теперь-то он есть.

- Теперь есть, потому что Сенин не пропустил спектакль. Ну да, конечно, а в чем подвох?

- Ситуация смоделирована таким образом, что теперь у недоброжелателей художественного руководителя есть конкретная аргументированная претензия.

- Что у худрука, что у меня ситуация примерно одинаковая (хотя функционал разный, понятное дело). Коль скоро я отвечаю за все администрирование в театре, мне не нужно добиваться глубокого согласия от каждого сотрудника. Мне достаточно приказывать и требовать исполнения. Мои приказы, конечно, должны быть рациональны, но люди, которые со мной работают, наверняка регулярно со мной не согласны. Иногда мне интересно, что они думают, но иногда неинтересно, иногда я считаю, что достаточно моего решения. Потому что если они наломают дров, то отвечать-то я буду, а не они.

Точно так же и здесь: не может быть на сцене спектакля, который не нравится худруку, иначе это не худрук вообще, просто не худрук – и все. Касса рассудит уже только то, что сперва рассудил худрук. Такова технология, в ней же ничего нового нет. Это как раз сугубо традиционная театральная история.

- Одна из претензий СТД состоит в том, что «люди не востребованы». Сколько актеров сейчас занято на репетициях?

- Двадцать из двадцати шести.

- И какая у них зарплата? Потому что еще одна претензия - какие-то совершенно несерьезные суммы выплат.

- Средняя зарплата этих двадцати задействованных актеров – 27 тысяч рублей. Это за февраль, я точно могу сказать, потому что за февраль выплачено уже все людям. А у тех, кто ни черта не делает, но получает зарплату (что соответствует Трудовому кодексу и театральному распорядку, но не соответствует здравому смыслу), выходит около восьми-девяти тысяч рублей.

- И если спросить любого из этих двадцати, они скажут: «Да, я всем доволен»?

- Не знаю. Я провожу встречи с труппой и стараюсь разговорить их. На сцене они хороши, они молодцы, наша труппа, но в конференц-зале, где мы с ними встречаемся, они изображают каких-то крепостных. Может, я им кажусь Карабасом Барабасом каким-то?

- Боятся вас, Сергей Вадимович?

- Они молчат. Они оживляются, когда можно обсудить какие-то мелочи, ну, например: «А будут нам отдельно учитывать прогоны спектаклей, репетиции и генеральные репетиции?». Мне бы даже вопрос такой в голову не пришел. Пока ни одно их пожелание или требование не вызвало во мне ни тени протеста. Но коллективный договор, кстати, у нас не подписан с профсоюзом.

- Вот, кстати, о трудовых отношениях. В прессе появились результаты проверки трудовой инспекции, и там были дикие какие-то вещи, например: «Ежегодный основной оплачиваемый отпуск продолжительностью 12 календарных дней». Как это понимать?

- Да-да-да… Я когда пришел сюда [на должность директора], здесь сидели некие женщины, которые изображали бухгалтерию. Они не смогли корректно изменить принцип формирования зарплат, поэтому Трудовая инспекция права по букве, и мы это будем исправлять или уже исправили.

- Тех женщин уволили?

- Да, естественно. Как же работать, когда нет бухгалтерии? А ее просто не было. И недочетов здесь было огромное количество, огромнейшее.

- Теперь что еще остается прояснить: в письме СТД говорится о том, что руководство театра решило уничтожить гримерный цех. Что за история с гримерным цехом?

- У нас есть гримерный цех, состоящий из одного человека, который получает очень маленькую зарплату, по-моему, даже меньше восьми тысяч. Человек работает - и работает хорошо, никаких нареканий к ней у меня нет. Но дело в том, что объем работы у нее очень маленький, и нам ставка гримера по большому счету не нужна, как и многие другие ставки в постановочных цехах. Этим людям я хочу предложить другую систему сотрудничества. Они работали бы по договору то количество дней, которое нужно, но рабочий день стоил бы больше.

Сейчас это копеечный труд – поделите семь тысяч на 24 рабочих дня. На самом деле я бы хотел, чтобы хотя бы полторы тысячи в день они получали. Мы их сможем предупреждать о занятости на каждый месяц заранее, потому что никаких авралов нет, все известно. Сколько они заняты – столько они будут работать и получать. При этом у них не будет нужды таскаться на работу каждый день и отбывать неизвестно что.

- Но их общий заработок останется, видимо, примерно тем же за счет меньшего количества рабочих дней. То есть чтобы нормально жить, есть, пить и платить кредиты, им надо будет иметь еще какую-то работу, так?

- Скорее всего, да, потому что мы не можем занять этих людей по полной.

- Так, а зачем что-то менять, если расходы театра остаются те же, а людей и старая система вполне устраивала?

- Ну что значит «их устраивало»? Эта система порочная и для этих людей, и для театра. Для театра это плохо, потому что раздут штат и мы мало платим людям и не можем с них требовать, потому что мы «как бы платим» – они «как бы работают». Вот от этого надо уходить. А людей это парализует, потому что у них есть обязанность каждый день ходить на работу, а работы-то нет. И кстати, гример был первый человек, с кем я обсудил эту систему, и она была довольна этим. Просто пока мы еще не разработали договор.

- Кого еще, кроме гримера, может затронуть оптимизация?

- Швей, например. У нас сейчас три швеи, мы задействуем одну в обычном режиме. Иногда нам требуется еще – тогда мы будем их вызывать. Я хотел бы иметь с ними договор, в котором было бы сформулировано, что театр обязуется обращаться именно к этим людям, а эти люди со своей стороны обязуются, если они заблаговременно получили просьбу поработать, не посылать театр, а все-таки приходить и это делать.

- А нет такой опасности, что эти люди, будучи вынужденными искать дополнительный заработок и располагая временем для этого, в конце концов предпочтут этот дополнительный заработок основному и перестанут заключать договор с театром?

- Есть такая опасность. Нам нужно, чтобы у людей не было халтуры, но была трудовая мобильность. Несколько рабочих мест – это нормально, и мы тогда будем конкурировать за их труд. Если я почувствую, что эти люди теряют связь с театром, то я постараюсь как-то им больше заплатить. Если я пойму, что эти люди востребованы каждый месяц и каждую неделю, то, значит, я пойду опять к учредителю просить, чтобы нам вернули те ставки, которые мы необдуманно сократили. Мы еще пока не сократили эти ставки. Но мне кажется, что они просто необоснованны. Штат не соответствует современным технологиям театра.

- В каждом же театре есть ставка гримера, ставка швеи…

- Когда-то в каждом городе были ставки извозчиков.

- Хорошо. Последний вопрос: как вы собираетесь заканчивать этот конфликт?

- У меня есть две совершенно разные задачи: есть задача важная – это понимать, действительно, какой климат в коллективе, что нужно актерам. Потому что они тут главные, а наша функция вспомогательная: мы нужны им постольку, поскольку востребованы ими, теми, кто ставит спектакли и выходит на сцену (но опять же актерами я называю не тех, кто сам себя называет актером, а кто в этой функции работает). И эту задачу мы решаем постоянно. И когда они собираются и не могут ничего сказать, то я готов вспоминать свои социологические навыки интервьюера и интервьюировать их спокойно и терпеливо.

Другая история: есть несколько чудаков, которые решили, что смогут с нами воевать. Для них это, конечно, престижно: воевать с театром – это круто. Пусть воюют. Их немного. Мне про войну первым рассказал Максим Костиков [директор медиахолдинга «Гражданская пресса»] – ну, пусть упражняется. Не очень себе представляю, что у него получится.

- Подозреваю, просто надоест однажды.

- Ну да, мне кажется, что он воюет, как дети воюют: деревяшку выточил – и это для него ружье. А есть проблема с СТД. Надо строить псковское отделение Союза театральных деятелей – это да. А заканчивать войну с Новохижиным?.. Да нет никакого Новохижина.

- Тем не менее, конфликт резонирует в обществе, в том числе среди потенциальных зрителей, которые, может быть, на личном опыте еще не познакомились с новым театром, но не имеют совершенно никаких аргументов против того, чтобы всерьез воспринимать панические заявления от имени «коллектива театра».

- Что касается зрителей: мы должны быть интересны для них, и мы должны показывать им то же, что видит зритель других городов. Очень важно, чтобы хотя бы в этом смысле Псков перестал быть городом второго сорта. Сегодня, к счастью, мы можем сказать, что псковичи видят те же спектакли, что москвичи и петербуржцы.

Главное, чтобы на нашей сцене не было второсортных спектаклей. Спектакли могут быть неудачные, спектакли могут быть непонятные, но лишь бы не было дешевых полуфабрикатов. Мы должны быть добросовестны по отношению к зрителям.

Беседовала Светлана Прокопьева