Тайны московского двора

Зевс же отец повелел, да Фемида бессмертных к совету
Всех призывает с холмов олимпийских; она, обошед их,
Всем повелела в Кронионов дом собираться. Сошлися
Все, и Потоки, и Реки, кроме Океана седого.
Гомер. «Илиада». Песнь двадцатая, «Битва богов» (перевод Гнедича)

Заседание Апелляционной коллегии Верховного суда Российской Федерации – отличный повод увидеть через стекло, как выглядит российская Фемида со спины. Пройти контроль, получить разовый серый пластиковый пропуск, подняться на лифте, допустим, на четвёртый этаж – к залу заседаний № 4038 и взглянуть на внутренний застеклённый двор, в который выходят судейские кабинеты с балконами. А вот как выглядит статуя главной российской Фемиды снаружи, со стороны Большого Ржевского переулка, – видели многие. Знаменитый памятник Александра Цигаля установлен над подъездом здания Верховного суда в Москве. Повязки на глазах нашей Фемиды нет. Впрочем, карающего меча в руках нет тоже.

Статуя Фемиды над подъездом Верховного суда РФ. Фото: Алексей Семенов

«Одного только не оказалось у богини, самого главного атрибута – повязки на глазах»

Это вполне московская традиция – изображать Фемиду без повязки на глазах. Владимир Гиляровский в книге «Москва и москвичи» написал: «В Московском Кремле, в нише вестибюля она (Фемида. – Авт.) смотрела во все глаза! И когда она сняла повязку – неизвестно. А может, её и совсем не было?»

Ту, предыдущую, Фемиду установили после начала судебной реформы в здании судебных управлений в середине 60-х годов ХIХ века. «Статуя такая, как и подобает ей быть во всём мире: весы, меч карающий и толстенные томы законов, – писал Гиляровский. – Одного только не оказалось у богини, самого главного атрибута — повязки на глазах».

Отсутствие повязки мало кого тогда волновало. Гиляровский вспоминал, что один газетный репортёр написал, было, об этом казусе заметку в либеральную газету «Русские ведомости». Заметку не напечатали.

…Героиня гомеровской поэмы Фемида, дочка Зевса, была довольно воинственной особой.

На тему «Почему Фемида и Зевс развязали Троянскую войну» на разных языках написаны сотни страниц.

Нынешняя российская Фемида к военной теме тоже неравнодушна. Здание Верховного суда построено Главвоенстроем в 1956 году.

Представители президента, судя по двум заседаниям Верховного суда, посвящённым засекречиванию военных потерь в мирное время, исходят из одной нехитрой мысли о том, что президент в нашей стране может всё. В том числе – издавать подобные указы [ см.: Л. Шлосберг. И вновь без вести павшие; А. Семёнов. Язык за зубами].

Позиция десяти заявителей (Дениса Вострикова, Аркадия Бабченко, Владимира Воронова, Светланы Давыдовой, Павла Каныгина, Руслана Карпука, Тимура Олевского, Ивана Павлова, Григория Пасько и Льва Шлосберга) совершенно иная. Заявители и 13 августа 2015 года, и 10 ноября 2015 года в Верховном суде говорили о том, что Закон РФ «О государственной тайне» не наделяет президента полномочиями засекречивать военные потери в мирное время. В этом законе указан перечень органов государственной власти, наделяемых полномочиями по распоряжению данными сведениями. Президента в этом перечне нет. Получается, что президент превысил свои полномочия.

В этом были полностью уверены заявители.

Они в основном ссылались на три статьи закона о гостайне: статью 5 («Перечень сведений, составляющих государственную тайну»), статью 6 («Принципы отнесения сведений к государственной тайне и засекречивания этих сведений») и статью 7 («Сведения, не подлежащие отнесению к государственной тайне и засекречиванию»).

При этом заявители имели в виду то, что само по себе засекречивание военных потерь в мирное время российские законы допускают. Но это должно быть сделано законно – через парламент, в том числе и с проведением обязательных по закону предварительных экспертных заключений о целесообразности таких решений.

Представители президента спокойно выслушивали эти контраргументы и отвечали: вам нужна экспертиза? Так вот же она!.. И предъявляли «экспертное заключение аппарата правительства РФ» (согласованное с двумя десятками министерств и ведомств – от Минобрнауки до МВД, от Минпроторга до ФСО).

Едва ли не главным своим достижением предыдущего, августовского заседания Верховного суда заявители считали то, что им удалось ознакомиться с этой так называемой экспертизой на трёх листах, подписанной ещё 15 мая 2015 года, и получить её копию.

Её текст заявителей сильно удивил. В этой «экспертизе» вообще не упоминался тот самый спорный пункт 10 («сведения, раскрывающие потери личного состава в военное время, в мирное время в период проведения специальных операций») Перечня сведений, относимых к государственной тайне. По мнению заявителей, таким образом, «экспертиза» была сделана не по существу, и прилагаемый солидный список министерств и ведомств авторитетности «экспертизе» совсем не добавлял.

Позиция заявителей оставалась неизменной: хотите засекречивать потери в мирное время? Идите законным путём. Получайте настоящее экспертное заключение. Принимайте соответствующий закон. Полномочия президента России не позволяют издавать указы такого рода. Президент слишком много на себя взял.

Но это означало бы, что президентская сторона должна была признать свою ошибку. Такой роскоши, видимо, она позволить себе не могла. И не позволила.

В Кремле не ошибаются?

«Верховный суд России стоит на костях»

…В ожидании начала судебного заседания адвокат Иван Павлов, стоя неподалёку от здания суда, вспоминал о том, что до реконструкции рубежа ХХ-ХХI веков здесь располагалась Военная коллегия.

Что ж, это ещё один повод вспомнить о тех, кого уничтожила в этих исторических местах советская Фемида. 9 июля 2002 года во время проведения в комплексе зданий Верховного суда РФ строительных работ в одном из подвалов рабочие обнаружили массовое захоронение, которое относится к 1930-1940 годам. Тогда же, летом 2002 года, в российских СМИ были популярны такие заголовки: «Верховный суд России стоит на костях».

Впрочем, существовала и чуть менее зловещая версия происхождения обнаруженных человеческих останков. Нынешний Верховный суд РФ просто стоит на месте бывшего церковного кладбища. Раньше здесь находилась церковь Ржевской иконы Богоматери, построенная в середине ХVI века. В 1922 году храм, который в детстве посещал живший неподалёку Михаил Лермонтов, разграбили. Но он долго всё ещё оставался действующим. Разрушать его начали только в 1938 году, а окончательно снесли в 1952 году – как раз для того, чтобы возвести здания суда.

Напротив здания Верховного суда стоит небезызвестный неоклассический «5-й дом реввоенсовета». В нём жили многие советские военачальники. Нынешняя Фемида смотрит на изображения некоторых из них сверху вниз. Ближе всего к Фемиде барельеф с лицом Яна Гамарника. Армейский комиссар 1-го ранга Гамарник застрелился в 1937 году – накануне неминуемого ареста по сфабрикованному «делу Тухачевского».

«Эта неопределенность правовых норм…»

Заседание Апелляционной коллегии Верховного суда РФ, посвящённое засекреченным Владимиром Путиным «военным потерям в мирное время», было назначено 10 ноября 2015 года на 10.40. Но началось оно с получасовым запозданием. Административным ответчиком в этом заседании выступал президент Российской Федерации, интересы которого в суде представляли на основании распоряжения и доверенностей сотрудники Министерства обороны Российской Федерации.

В коридорах судебной власти. Наталья Елина и Лев Шлосберг перед заседанием Апелляционной коллегии Верховного суда РФ. 10 ноября 2015 г. Фото: Алексей Семенов

Заявители и ответчики стояли в коридоре четвёртого этажа рядом и от нечего делать перебрасывались репликами. Неожиданно представитель президента Наталья Елина, повернувшись к заявителям, оспаривавшим «путинский указ», с улыбкой превосходства произнесла: «А вы разве не знаете, что 15 сентября 2015 года вступил в силу Кодекс об административном судопроизводстве в Российской Федерации, по которому все заявители по административным делам должны иметь высшее юридическое образование?»

Принятие нового Кодекса административного судопроизводства, конечно, новостью не являлось. Но стоявшие рядом заявители, пытавшиеся опротестовать некоторые положения президентского указа о засекречивании военных потерь в мирное время, всё-таки начали совещаться. Не все они обладали высшим юридическим образованием.

«Если так дело пойдёт и дальше, – подумал я вслух, – то скоро появится закон, по которому если у тебя нет высшего юридического образования – ты вообще не можешь быть участником судебного процесса. Ни в каком качестве». Это была, конечно, шутка. Хотя… В условиях, когда в России законодательно оформляются удивительные вещи, всякое в будущем может произойти. Нет высшего юридического образования – значит, ты не можешь быть участником процесса. Даже если ты подсудимый или свидетель. А почему бы и нет? Хочешь, чтобы тебя судили, – получай вначале высшее юридическое образование. Нормальный сюжет для антиутопического романа.

Впрочем, тема юридического образования продолжения не получила, и во время заседания её не обсуждали.

…Наконец, всех позвали в зал № 4038, в котором ждали председатель судебной коллегии Галина Манохина и судьи коллегии – Тамара Корчашкина и Владимир Зайцев.

Правда, Галину Манохину, которая вела заседание, едва было видно. Её голова была почти скрыта двумя мониторами компьютеров – маленьким и большим. Лишь изредка можно было увидеть глаза судьи, появляющиеся поверх монитора. Огромный массивный зеленоватый стол, за которым сидела тройка судей, скорее напоминал бруствер (бруствер (нем. Brustwehr, от Brust — грудь и Wehr — защита) — насыпь в фортификационном сооружении, предназначенная для удобной стрельбы, защиты от пуль и снарядов, а также для укрытия от наблюдения противника), из-за которого доносился голос председательствующего.

Зал № 4038 в действительности совсем не зал, а небольшая комната. Он оказался настолько мал, что не всем журналистам хватило сидячих мест (их было всего пять). Всё остальное пространство заняли шесть представителей президента и шесть заявителей и их представителей. Примерно через час после начала заседания, устав стоять, на скамью к представителям президента седьмым подсядет корреспондент телеканала «Дождь» Владимир Роменский, вместе с которым в прошлом году в Псковской области мы готовили материалы о том, что происходит в России с военными потерями. Это было ещё до появления «путинского указа».

Предполагалось, что заседание будет коротким (20 минут – по расписанию суда). Намного короче, чем 13 августа 2015 года, когда судья Верховного суда России Юрий Иваненко признал указ президента, а заодно и пункт 10 Перечня сведений, составляющих государственную тайну, полностью соответствующими российскому законодательству.

Суд тогда определил, что «путинский указ» защищает информацию о дислокации, структуре, оперативной обстановке в Вооруженных силах России, которая является государственной тайной. Верховный суд решил, что Федеральному закону «О государственной тайне» он не противоречит.

Но заявители, среди которых был и депутат (на тот момент) Псковского областного Собрания Лев Шлосберг, с позицией Верховного суда не согласились и подали апелляционную жалобу. Так что 10 ноября 2015 года решалось, вступит ли решение Верховного суда РФ в законную силу или не вступит.

Среди заявителей были люди, которые на себе почувствовали, что такое «государственная тайна». Военного журналиста Григория Пасько, получавшего сведения из открытых источников, вообще в 2001 году признали виновным в государственной измене в форме шпионажа (статья 275 УК РФ) и приговорили к 4 годам лишения свободы.

Ещё один заявитель, жительница Вязьмы Светлана Давыдова, прославилась в начале 2015 года, когда случайно в маршрутном такси услышала о передвижении российских войск в сторону Украины. Услышала и позвонила в украинское посольство – после чего с подачи следователя СК Свинолупа была задержана по подозрению в разглашении военной тайны. Генштаб РФ тоже не остался в стороне. В СМИ сообщалось, что в Генштабе считают, что действия Давыдовой могли «поставить под угрозу эффективность проведения мероприятий по усилению государственной границы с Украиной».

Среди десяти заявителей были и журналисты. Тимур Олевский, долгое время работавший на телеканале «Дождь», сделал множество репортажей из мест военного конфликта в Донбассе.

Павел Каныгин из «Новой газеты» – один из ведущих репортёров, рассказывавших об этой необъявленной войне, в том числе и о погибших и пленных гражданах России. Лев Шлосберг написал в «Псковской губернии» несколько резонансных статей о потерях российских военных «в мирное время». Вскоре после написания первой из них он подвергся нападению.

Таким образом, у заявителей были основания думать, что изданный 28 мая 2015 года президентский указ может затронуть их интересы, впрочем, как и интересы многих других граждан России, не обязательно журналистов или правозащитников.

Как выразился Лев Шлосберг в интервью «Радио Свобода» через несколько часов после суда, «предположим, журналист получает информацию о гибели военнослужащего, не будучи допущенным к гостайне. И в первом процессе, и сегодня представители президента всячески уверяли нас, что это не может иметь отношения к лицам, к ней не допущенным. Но на самом деле мы понимаем, что эта неопределенность правовых норм, которая заведена в указ, может привести к тому, что по отношению к любому гражданину, не обязательно журналисту – просто родственнику погибшего солдата, станут применять уголовную статью за разглашение гостайны, доступ к которой человек получил не потому, что он её искал, а потому что эта гостайна в виде погибшего человека сама на него упала, как камень с неба».

«И прошу прокурора не снимать!»

10 ноября в зале Верховного суда присутствовали не все заявители. В Москву на Поварскую, 15, чтобы лично оспорить некоторые положения указа Путина, приехали адвокаты Иван Павлов, Дарья Сухих, Евгений Смирнов, председатель Псковского регионального отделения партии «Яблоко» Лев Шлосберг, блогер Руслан Карпук и гражданский активист Денис Востриков.

Адвокаты, члены «Команды 29» Дарья Сухих и Евгений Смирнов, представляли интересы отсутствующих на судебном заседании Аркадия Бабченко, Владимира Воронова, Тимура Олевского, Светланы Давыдовой, Григория Пасько и Павла Каныгина.

Заседание началось с нескольких ходатайств заявителей. В том числе и с ходатайства разрешить видеосъёмку заседания. Предложение не понравилось ни прокурору, ни представителям президента и министерства обороны. Аргумент представителя президента Натальи Елиной был такой: «Мы против того, чтобы эти данные снимались на съёмке и выбрасывались в интернет, в СМИ».

«И прошу прокурора не снимать!» – вскоре добавит прокурор Генеральной прокуратуры Л. Е. Степанова.

Суд так и решил: снимать можно, но не всех. Елину нельзя, а Шлосберга можно. Степанову нельзя, а Павлова – пожалуйста. За движением трёх видеокамер следили и пристав, и судьи. И как только камера слегка поворачивалась в сторону прокурора или представителей президента, немедленно делалось замечание.

Ходатайств заявителей было несколько.

Первым оказалось ходатайство о назначении экспертизы. Дарья Сухих посчитала важным задать вопрос: «Проводилась ли в момент принятия оспариваемых пунктов указа экспертиза на предмет определения целесообразности засекречивания сведений?»

«Необходимость проведения такой экспертизы предусмотрена законом, статьёй 6 закона «О государственной тайне», – объяснила свою позицию Дарья Сухих. – То есть при отсутствии такой экспертизы отнесение сведений к гостайне является незаконным».

Представители президента выступили против каких-то новых экспертиз.

«В нашем случае оспаривается нормативно-правовой акт на соответствие вышестоящим норме и праву, на соответствие закону Российской Федерации «О государственной тайне», – постаралась отвергнуть все претензии Наталья Елина. – В этом случае никакие специальные познания для суда не требуются, это чистая прерогатива суда в соответствии с Конституцией Российской Федерации. Только суд (обращаю ваше внимание) может оценить соответствие указа президента на соответствие законам Российской Федерации». На этом заседании коллегии Верховного суда вообще много раз звучали слова «эксперт», «экспертиза»…

Заявитель Денис Востриков, один из самых активных участников заседания, на эту тему тоже высказался: «В первую инстанцию нам был представлен документ, озаглавленный как экспертиза, но экспертизой по своей сути не являющийся. Дело в том, что экспертиза – это не просто написать, что всё согласовано и всё хорошо. Президент не может собственнолично без экспертизы определять, что вносить в список сведений, составляющих государственную тайну. У него нет такого права. Перед этим необходимо провести экспертизу (у нас демократическое государство). Экспертиза эта проводится в соответствии с законом «О государственной тайне». И это совершенно логично...

Экспертиза, которую мы наблюдали в суде предыдущей инстанции – её экспертизой назвать невозможно. Во-первых, в ней не содержится, например, ни информации о негативных последствиях при отнесении сведений к государственной тайне, ни социальной значимости, ни общественной значимости – ничего, никакой подобной оценки. Но это не самое важное.

Самое важное, что в этой экспертизе вообще нет сведений о конкретной норме права, о конкретном пункте 10, позволяющем засекречивать сведения о потерях личного состава в военное время и в мирное время в период проведения спецопераций. Эта экспертиза – вообще в ней ничего нет об этом, нет оснований, по которым были засекречены сведения… Можно сказать, что эта экспертиза вообще не имеет отношения к настоящему делу, поскольку в ней не содержится сведений, как предусмотрено законом…»

Однако президентская сторона настаивала, что с их «экспертизой» всё в порядке и ничего другого не надо. Более того, Наталья Елина произнесла: «Ничего нового не изменилось в стране с принятием указа. Это и раньше было секретно».

«Вы защищаете свои интересы или интересы военнослужащих?»

Обе стороны временами порывались обращаться прямо друг к другу, но судьи их останавливали: «Вы пришли в суд, так что обращайтесь к суду».

Самих судей сильно интересовал такой вопрос: «Вы обратились с заявлением в суд в своих интересах или в интересах военнослужащих?» – «Я обратился в суд в рамках обжалования соответствующего нормативно-правового акта», – ответил Денис Востриков. – «Но в ваших интересах? Мой вопрос вы поняли?» – «Да, конечно». – «Вы в своих интересах?.. Вы защищаете свои интересы или интересы военнослужащих? Вы в своём выступлении коснулись такого понятия, как право на жизнь военнослужащего». – «Право на жизнь любого человека». – «Вот ещё раз приходится задавать вопрос: вы в своих интересах или в интересах военнослужащих?» – «Я представляю себя». – «Себя. То есть военнослужащие вас в их интересах не уполномочивали обращаться?» – «Нет, не уполномочивали». – «Спасибо». – «Особенно те, которые погибли, да», – последнюю фразу, подводя итог диалога судей с заявителем Денисом Востриковым, произнёс Иван Павлов.

Во время прений сторон, когда заседание подходило к концу, Денис Востриков сказал: «Я не услышал от стороны, представляющей президента, никаких разумных аргументов, опровергающих наши доводы. Представитель президента не смог никак (ну, это просто невозможно) опровергнуть то, что потери – это в том числе гибель, а гибель – это нарушение права человека на жизнь. Соответственно, сведения о нарушениях права человека на жизнь в соответствии с законом «О государственной тайне» не подлежат засекречиванию. Это указано прямо. Двойного трактования здесь быть не может. Никакие федеральные законы данную норму отменить не могут».

Представители президента, похоже, на этом заседании не слишком старались. Они говорили о том, что ничего нового не происходит.

«Этот указ направлен на тех, кто допущен к государственной тайне, – заявил в качестве ответчика Сергей Терешкович. – К уголовной ответственности будет привлечено лицо, допущенное к сведениям о государственной тайне, которое их разгласило. Журналист, если он узнает информацию от какого-либо военнослужащего об этих сведениях, он вряд ли будет привлечен к уголовной ответственности».

Вот это «вряд ли» заявителей не слишком вдохновило. Они в сказанное поверить не могли и отвечали: «Эти репортажи станут криминальными». Наталья Елина успокаивала: «Нет, только те, которые получены путём похищения и другими незаконными способами».

Ещё один представитель президента Елена Стручкова о журналистах тоже вспомнила: «Уважаемый суд, неоднократно представители заявителей говорили о том, что многие из них являются журналистами. Уважаемый суд, действительно, в законе «О средствах массовой информации» предусмотрены права журналистов, которым корреспондируют их обязанности. В частности, в той же пресловутой статье 47, которая звучала уже неоднократно, говорится о том, что журналист действительно имеет право получать доступ к документам и материалам, за исключением фрагментов, содержащих сведения, составляющие государственную тайну».

Представители президента и министерства обороны внешне были настроены как бы миролюбиво. Но в то же время они не забывали о том, что «хочешь мира – готовься к войне». И они, похоже, готовились.

«Жизнь военнослужащих сопряжена с риском для жизни, – произнесла в конце заседания Наталья Елина. – Я тоже ограничена в правах».

А представитель президента Сергей Терешкович на заседании коллегии Верховного суда сказал: «Должностные лица министерства обороны, обладая полными сведениями о том, какие сведения подлежат засекречиванию, берут на себя обязательства о неразглашении государственной тайны. И в связи с этим именно эти лица несут ответственность, для того чтобы не разгласить сведения, в том числе и о потерях личного состава при проведениях специальных операций, через средства массовой информации.

То есть в данном случае мы полагаем, что именно эти лица, те, кто допущен к государственной тайне, обладают ею и несут наиболее полную ответственность за их разглашение».

Заявителей это, похоже, не убедило. Они вспомнили Светлану Давыдову, которая уж точно никаких обязательств по неразглашению гостайны на себя не брала, потому что к ней не была допущена. И всё-таки её взяли.

«Указами президента Российской Федерации не могут регулироваться права и свободы человека и гражданина»

Заявитель Евгений Смирнов нашёл противоречия в решении суда первой инстанции. Адвокат «Команды 29» обратил внимание на то, что «суд первой инстанции фактически установил порочность принятой нормы указом президента». «Вот посмотрите, – обратился он к коллегии Верховного суда. – У нас есть возражения представителей президента в суд первой инстанции. В них говорится, что президент, принимая указанные изменения, руководствовался тем, что сведения о потерях в области военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности государства относятся к сведениям, составляющим государственную тайну.

Судебное заседание Аппеляционной коллегии Верховного суда РФ. 10 ноября 2015 года. Фото: Пресс-служба партии «ЯБЛОКО»

В то время как суд первой инстанции пришёл к выводу, что государственная тайна относится только к сведениям о потерях в военной области, о дислокации, о действительных наименованиях, об организационной структуре, о вооружении, о численности войск и состоянии их боевого обеспечения.

Таким образом, президент, принимая изменения в свой указ, подразумевал, что под этот пункт будет подпадать намного более широкий перечень сведений, составляющих государственную тайну, нежели это установил суд в первой инстанции».

Лев Шлосберг оттолкнулся в своём заключительном выступлении от статьи 55 Конституции Российской Федерации, третей её части, которой установлено, что «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».

«То есть здесь напрямую сказано, – настаивал Лев Шлосберг, – что единственным уровнем правового акта, которым могут быть ограничены права и свободы человека и гражданина, в том числе в целях обороны страны и безопасности государства, является федеральный закон. Таким образом, только по формальным основаниям суд имел все основания признать данный пункт указа президента незаконным, поскольку указами президента Российской Федерации не могут регулироваться права и свободы человека и гражданина.

Я полагаю, что это было необходимым и достаточным условием для удовлетворения нашего заявления. Тем не менее суд подменил наши исковые требования и приписал нам те требования суду, которые нами не заявлялись, и то базовое требование, которое было у нас заявлено в нашем исковом заявлении, не рассмотрел. Я полагаю, что этот довод подлежит специальной оценке судом апелляционной инстанции».

Лев Шлосберг снова зачитал судьям ответ, полученный им в октябре 2014 года из Главной военной прокуратуры, в котором начальник 3-го управления надзора ГВП Максим Топориков в качестве основания невозможности полностью ответить на вопросы депутата ссылается именно на 5 статью Федерального закона «О государственной тайне» и ни на что другое [см: С. Прокопьева. «Данный список не является полным, к сожалению»; А. Семёнов. «Обстоятельства смерти каждого из военнослужащих установлены…»].

«Всего доброго»

Вместо предполагаемых двадцати минут заседание продолжалось два с половиной часа.

В 14.10, выйдя из совещательной комнаты, Галина Манохина скажет: «Апелляционная коллегия Верховного суда Российской Федерации определила: решение Верховного суда Российской Федерации от 13 августа 2015 года оставить без изменения, апелляционные жалобы заявителей административных исков – без удовлетворения… Мотивированное определение будет изготовлено в течение 5 дней, направлено участникам процесса… Всего доброго».

Представители президента быстро, чтобы не попасть в объективы камер, встанут и почти мгновенно исчезнут в лифте. К журналистам выйдут только заявители – Иван Павлов и Лев Шлосберг.

Сразу же после окончания заседания заявитель Иван Павлов, стоя неподалёку от дверей зала № 4038, скажет: «Есть грань, за которую государство заходить не должно. Сокрытие гибели наших солдат принесёт новые потери. Мы хотели сократить потери. К сожалению, наши планы с планами министерства обороны не совпали».

По мнению Льва Шлосберга, «государственная машина устроена таким образом, что признает только один факт: в указах президента ошибок быть не может. Теперь любой родственник погибшего солдата станет носителем гостайны».

* * *

Мы опустили пластиковые пропуска в щель специального контейнера и вышли из здания Верховного суда. Взгляд московской Фемиды, возвышающейся над подъездом, по-прежнему был устремлён вдаль. Даль была не слишком светлая. Лил дождь, начавшийся во время судебного заседания.

Когда Гиляровский сто с лишним лет назад рассказывал о предшественнице нынешней московской Фемиды с открытыми глазами, то вспомнил старую хрестоматийную эпиграмму:

В России нет закона,
Есть столб, и на столбе корона.

Кажется, что столб по-прежнему на месте. Но о столбняке как-нибудь в следующий раз.

Алексей СЕМЁНОВ. Москва-Псков