Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Сцена
Алексей СЕМЁНОВ 25 марта 2018, 18:00
23 марта 2018 года после окончания спектакля «Река Потудань» помощник художественного руководителя театра по репертуарной политике Андрей Пронин поблагодарил притихшую псковскую публику и произнёс: «Я не убеждён, что этот спектакль был бы легко воспринят в каком-нибудь театре Петербурга или Москвы».
О своих убеждениях накануне премьеры высказался и режиссёр спектакля Сергей Чехов: «Я почти убеждён, что Пушкин был бы в диком шоке и убежал бы отсюда в ужасе». Ладно, Пушкин. А как быть с Андреем Платоновым? Интересно, понял бы он, что вычитал в его рассказе Чехов? Об этом мы никогда не узнаем.
Рассказ «Река Потудань» - очень страшный, очень грустный и очень нежный. Один из самых трагических и одновременно самых трогательных в русской литературе. Пришёл солдат с фронта – с гражданской войны, и пытается встроиться в мирную жизнь. Но, как это водится, на войне всё было значительно проще и очевиднее, хотя и там пришлось потрудиться.
«Всё-таки ведь целый класс умертвили, это большая работа была», - как выразился в рассказе Андрей Платонов.
Умертвили не только противников, с которыми воевали большевики, но и, отчасти, самих себя. Люди вроде бы вернулись живые, руки-ноги целы, но что творится внутри? («Они шли с обмершим, удивленным сердцем, снова узнавая поля и деревни, расположенные в окрестности по их дороге; душа их уже переменилась в мучении войны, в болезнях и в счастье победы, – они шли теперь жить точно впервые, смутно помня себя, какими они были три-четыре года назад, потому что они превратились совсем в других людей…»)
Я отыскал июньскую «Городскую газету» 2005 года – статью «Модно быть живым», часть которой я уделил спектаклю «Потудань» режиссёра Руслана Кудашова. Это был кукольный спектакль. Думаю, что Руслан Кудашов вдохновлялся платоновскими строками про глину, которую главный герой Никита нагребал к себе в подол рубашки из старого погреба, садился на пол и лепил из глины «фигурки людей и разные предметы, не имеющие подобия и назначения, - просто мёртвые вымыслы».
Сцена из спектакля «Река Потудань». Фото: Андрей Кокшаров.
Руслан Кудашов словно бы из той же глины, принесённой из погреба, вылепил главных героев «Реки Потудань». Электронной версии той рецензии не осталось, так что пришлось набирать текст, глядя в пожелтевшую газету: «К счастью, куклы не слишком красивы. Напоминают наспех слепленных Творцом из глины человечков. Работая над их внешностью, Он проявил некоторую небрежность, но вложил главное – души. Внешняя красота была бы уже лишней.
Нет никаких ширм. Актёры сидят в темноте вокруг помоста размером с песочницу. Собственно, на помосте и есть песок. Из него появляются переплетающиеся руки актёров.
Мановением руки песок раздвигается, и появляется река. Либо кровавая, либо лазоревая. Звучат трогательно-нелепые платоновские реплики: «Остановите этот звук! Дайте мне ответить на него!» Важная смысловая нагрузка на освещении. Не забыт и театр теней. Ничего лишнего. Ничего пошлого.
Всё действие вращается вокруг любви Никиты и Любы. Любви так много, что с ней не совладать. «Когда-нибудь он станет любить меня меньше, и тогда будет сильным человеком!» - думает Люба. Но Никита от своей слабости бежит прочь. Влюблённых разделяет река. И Люба решает утопить в ней свою боль. Однако Потудань не принимает дань – Люба тонет не до конца. Никита возвращается к Любе, чтобы сказать: «Я уже привык быть счастливым с тобой». А Потудань к тому времени разливается настолько, что образует остров. И этот остров – обитаем. Там есть любовь».
Собственно, это короткий пересказ рассказа Платонова. Только на сцене сделано это было с помощью кукол. У Сергея Чехова подход противоположный. Он вместе с художником Анастасией Юдиной, композитором Владимиром Бочаровым, артистами Виктором Яковлевым, Илоной Гончар, Юрием Новохижиным, Надеждой Чепайкиной и Денисом Золотарёвым словно бы маскирует текст Платонова. Прячет его за всевозможными слоями. В спектакле Сергея Чехова на сцене нет ни главного героя – Никиты, ни его отца, ни Любы…
Текст Платонова располагает к интерпретациям и экспериментам. Снимая фильмы, к нему обращались Александр Сокуров и Андрон Кончаловский.
У Сокурова вернувшегося с фронта солдата сыграл Андрей Градов, у Кончаловского Джон Сэвидж, в спектакле у Сергея Женовача - Андрей Шебаршин, у Руслана Кудашова - Максим Гудков… Но кто сыграл солдата у Сергея Чехова? Конечно, можно поднапрячься и сказать, что Виктор Яковлев и Денис Золотарёв. Но это было бы отклонением от истины. У Чехова персонажи Платонова вообще отсутствуют. Режиссёр это не скрывает. «Мы разбираемся в категориях платоновского мифа, - говорит он. - Есть четыре структурные составляющие этого мифа. И вот артисты и реализуют эти составляющие. Есть Герой, есть Смерть, то есть представитель мира мёртвых, есть Жизнь, она же любовь, представитель мира живых. И есть своеобразный Абсолют, она же Река - мифологическая граница между миром мёртвых и миром живых».
Это слова Сергея Чехова. Они вовсе не обязательно должны совпадать с ощущениями зрителей.
Сцена из спектакля «Река Потудань». Фото: Андрей Кокшаров.
На мой взгляд, очередная версия «Реки Потудани» напоминает пустой сосуд. Андрей Пронин позиционировал этот спектакль как экспериментальный. Что ж, если эксперимент заключался в том, чтобы достичь такого эффекта, то эксперимент удался. Платоновский рассказ выступил в качестве «затравки».
Давайте представим, что на сцене осталось бы то же самое. Пять артистов помещены в казённую обстановку какого-то коридора. Кафельный пол, над головой пять казённых ламп, кресла, расставленные у холодной стены… Как выразилась одна из зрительниц: то ли больница, то ли морг… Слов артисты не произносят, но спектакль не немой. Голоса записаны заранее. Из динамиков звучат отрывки рассказа Платонова, временами заглушаемые внушительной музыкой Владимира Бочарова.
Происходит как минимум три параллельных действия. 1. Перемещение артистов по сцене. 2. Звучание текста из динамиков. 3. Показ неких картинок по телевизору; на экране крупно снятые части человеческого тела: ресницы, глаз, губы и т.п. Для хоть какого-то понимания происходящего над сценой большими буквами высвечивается короткий пересказ того, что происходит в платоновском рассказе. Спектакль состоит из 19 эпизодов.
Итак, представим, что всё это осталось, только отрывки звучат не из «Реки Потудань», а, допустим, из «Отелло». Почему бы Илоне Гончар не превратиться в Дездемону? Или в Каштанку. Разве с помощью хореографических возможностей Илоны не обнаружились бы скрытые смыслы? Любую случайность, если у вас есть ассоциативное мышление, в два счёта можно сделать закономерностью. Вот и Денис Золотарёв попал в этот спектакль случайно. И картинки, оказывается, на экране сначала планировалось показывать другие. Но показали эти, и других режиссёру уже не надо. Дело случая.
Сцена из спектакля «Река Потудань». Фото: Андрей Кокшаров.
Почти сразу же после показа премьерного спектакля всем присутствующим в зале предложили обсудить увиденное. Половина зрителей ушла (многие – в тихом недоумении). Остальные дождались, когда создатели спектакля рассядутся на сцене. Андрей Пронин предложил открытым голосованием выяснить, кому новый экспериментальный спектакль был интересен. Большинство присутствующих зрителей подняло руки.
«Голосование единодушное. Такой, наверное, год», - сделал вывод господин Пронин.
В действительности, никакого единодушия не было даже среди тех, кто остался в зале. Во время десятиминутного ожидания зрители высказывались, в том числе, и скептически («На месте платоновского текста мог быть любой текст. Вообще любой!») Посмеивались над «так называемой игрой» артистов, которым пришлось стать народными или заслуженными, чтобы сыграть Это.
Но во время обсуждения такие слова зрители предпочли не произносить вслух. Может быть, не поверили словам Сергея Чехова, призывавшего к откровенности: «Я не мстителен, и к тому же я уеду послезавтра».
Так что во время обсуждения действительно наблюдалось внешнее единодушие. Зрители говорили: «Спектакль интересен многослойностью», «Я просто в восторге», «Очень сильная сцена избиения женщины-реки», «В этом спектакле интересно открываются артисты. Я испытываю большое наслаждение».
Как выразился о спектакле Андрей Пронин: «Очень хорошо слаженный арт-хаусный продукт. Он, сволочь, красив…»
Красоту обсуждать бессмысленно. Как говорится, «кому и кобыла невеста». Но с понятием «арт-хаусный продукт» стоит согласиться. Зрителям продемонстрировали арт-хаусный продукт. Рассказ Платонова к этому продукту имеет самое отдалённое отношение. Я бы даже не назвал происходящее игрой. Артисты не играют, а «реализуют составляющие». Сидят. Перемещаются. Смотрят друг на друга. Толкаются. Дёргают не открывающуюся дверь. Черпают воду. Лежат.
Фильм Кончаловского Сергей Чехов не видел, но зато видел «Ностальгию» Тарковского. По этой причине Герой пытается в ладонях безуспешно донести воду (у Тарковского герой Янковского то же самое проделывал с зажжённой свечой).
Киноаллюзии для Сергея Чехова, по-видимому, важны. Во время обсуждения был упомянут английский кинорежиссёр Пол Андерсон – создатель «Обители зла», «Тёмных сил», «Смертельной гонки» и других «смертельных номеров». Хотя, может быть, имелся в виду Пол Томас Андерсон.
На следующий день после спектакля я, побывав на одном из концертов, вместе с музыкантами оказался за большим столом. Гитары передавались по кругу. Пелись песни. А в это время на большом экране висящего на стене телевизора по каналу «Россия 24» без звука демонстрировался документальный фильм про Путина с участием Сечина, Патрушева и остальных. И звучавшие за столом песни как будто служили звуковой дорожкой к этому длинному фильму. Происходило невольное искажение. Менялся смысл – и песен, и изображения. Одно дело, когда певец просто поёт: «Стоп, не дёргайтесь: стоки спустили и сроки впаяли». И совсем другое, когда в это время на экране возникает улыбающийся Игорь Иванович Сечин.
Думаю, что тот же эффект достигается и во время псковского спектакля «Река Потудань».
Сцена из спектакля «Река Потудань». Фото: Андрей Кокшаров.
Это эффект калейдоскопа - оптического прибора-игрушки. Если потрясти его, то картинки внутри поменяются. Зрители, они же слушатели, смотрят и слушают не «Реку Потудань», а что-то своё.
Это как в случае с вводом в спектакль Дениса Золотарёва и с заменой изображения в телевизоре. Кто-то влиятельный потряс наверху в «калейдоскоп», и мозаика сложилась по-другому.
Если потрясти ещё раз, возникнет что-нибудь новое.
Что-то своё видят и слышат не только зрители, но и артисты. Виктор Яковлев, мужественно приходивший на репетиции из больницы, объяснил, почему ему было важно сыграть в этом спектакле: «Это проблема - как бы снова стать человеком… Восстанавливать в себе человека. Это стало главной точкой соприкосновения с режиссурой Сергея Чехова».
Сергей Чехов тоже отмалчиваться не стал, сказав: «Я получил огромнейшее удовольствие от работы с артистами… Вначале я хотел понять – в какой момент меня начнут бить? Будут говорить мне: «Что ты несёшь?» Но Юрий Михайлович и Виктор Николаевич, как ни странно, были на моей стороне».
Юрий Михайлович и Виктор Николаевич – это старожилы театра Юрий Новохижин и Виктор Яковлев.
Сцена из спектакля «Река Потудань». Фото: Андрей Кокшаров.
Желание побить заезжего режиссёра у псковских артистов возникает периодически, но, видимо, это не тот случай.
Денис Золотарёв вообще заявил со сцены: «Я в этом театре четвёртый год и впервые участвовал в спектакле, который мне был по-настоящему близок».
Конечно, неплохо участвовать в спектакле, который тебе близок по духу. Но это совсем не показатель качества. Бывало так, что в Пскове выходили по-настоящему качественные спектакли, о которых артисты за кулисами отзывались с ненавистью. Они абсолютно не понимали того, в чём принимают участие, но при этом выглядели на сцене органично.
В «Реке Потудань», похоже, всё иначе. Режиссёр и артисты, в конце концов, нашли общий язык. Но не надо забывать и о зрителях.
Денис Золотарёв не забыл и произнёс: «Но продукт быстро скиснет, если на него не будут ходить».
Действительно, предъявленный Пскову арт-хаусный продукт может очень скоро скиснуть. Денис Золотарёв предложил устроить этому продукту рекламу в соцсетях.
В таком случае, работу в соцсетях надо активизировать, потому что есть основания думать, что продукт скис ещё до того, как его донесли до Малой сцены.
В рассказе «Река Потудань» любовь показана с примесью патологии. Патология не только в том, что двадцатипятилетний красноармеец Никита испытывает посттравматическое стрессовое расстройство – послевоенный синдром. У каждого из немногочисленных героев свой синдром. Война ведь и сопутствующий ей голод затронул не только тех, кто воевал. Голод и любовь соседствуют или даже подменяют друг друга. Правда, временами кажется, что под словом «любовь» понимается что-то другое.
Первоначально отец Никиты хотел жениться на матери Любы, но постеснялся. Потом задумался над тем, что выросшая на его глазах Люба вполне подойдёт. В итоге он решил иначе: «Придётся, видно, ему, старику, взять к себе хоть побирушку с улицы - не ради семейной жизни, а чтоб, вроде домашнего ежа или кролика, было второе существо в жилище: пусть оно мешает жить и вносит нечистоту, но без него перестанешь быть человеком».
Вот такая она бывает – «любовь».
Да и Никита от отца недалеко ушёл. С Любой у него странные взаимоотношения. Когда он приносит Любе две тёплые булки и не застаёт её дома, то согревает их своим телом, наблюдая за звёздами и прохожими. «Он бы мог прожить здесь в ожидании, наверно, до самой своей смерти», - пишет Андрей Платонов. Не Люба ему нужна, а любовь. Отвлечённая любовь. Предмет любви может быть далеко. Так даже спокойнее – особенно учитывая проблему Никиты.
Внутренние монологи героев вполне подходят для разбора психоаналитиков: «Как он жалок и слаб от любви ко мне! - думала Люба в кровати. - Как он мил и дорог мне, и пусть я буду с ним вечной девушкой!.. Я протерплю. А может - когда-нибудь он станет любить меня меньше и тогда будет сильным человеком!»
Когда муж бежит от жены, то спит на крышке выгребной ямы за отхожим местом, прямо снаружи. Ему там спокойнее, чем на супружеской постели. В тюрьме ему тоже места не находится и его оттуда выпроваживают со словами: «Нечего пачкать тюрьму таким человеком!»
Не раз по ходу чтения задумываешься о том, сколько разных смыслов можно вложить в это слово – «любовь». «К вечеру того же дня Никита Фирсов и Любовь Кузнецова записались в уездном Совете на брак, затем они пришли в комнату Любы и не знали, чем им заняться…»Так начиналась совместная жизнь двух «влюблённых». Записался на брак? В таком случае, будь добр, люби – по мере своих сил.
У Платонова любовь и смерть почти синонимы. Это смертельная любовь. С чем идёт домой к своей любимой жених? С гробом, который он сколотил для её умершей от тифа подруги.
Небольшой платоновский текст необъятен и доверху переполнен изломанными смыслами и чувствами, до которых пока не добрались ни Сокуров, ни Кудашов, ни, тем более, Кончаловский… «Река Потудань» на то и река, что в неё сколько раз ни вступай, всегда это будет что-то другое.
Но Сергей Чехов предпочёл между Платоновым и зрителями возвести стену с телевизором и прямоугольной нишей, в которой течёт вода. У этой стены артисты «реализуют составляющие».
Зато у молодого режиссёра появилась возможность под аплодисменты услышать: «Такого на псковской сцене ещё не было».
.jpg)