Территория террора. Часть 2

НАЧАЛО

«Создать условия для продвижения ценностей, направленных на развитие гражданского общества в Российской Федерации»

Кому станет лучше от того, что Владимир Путин приедет на открытие «Стены скорби» (открытие мемориала жертвам политических репрессий запланировано на 30 октября 2017 года на пересечении проспекта Академика Сахарова и Садового кольца в Москве)? Если Путин туда приедет, то это будет всего лишь часть его необъявленной предвыборной кампании.

Что с того, что 15 августа 2015 года Медведев подписал Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий? Что с того, что Путин 9 марта 2016 года подписал федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с увековечением памяти жертв политических репрессий»? Они же это не всерьёз.

В Концепции сказано, что её реализация позволит «создать условия для продвижения ценностей, направленных на развитие гражданского общества в Российской Федерации».

Здесь даже не постмодернизме дело. В «сталинской Конституции» тоже было много правильных громких слов. И это не мешало палачам методично уничтожать свой собственный народ.

Сегодня правозащитники переживают, почему в регионах не выполняется Концепция. В том же Пскове. На акции памяти, прошедшей на месте расстрела в Пскове 19 августа 2017 года, о Концепции тоже упомянули – в том смысле, что она есть, а региональные власти бездействуют.

Может быть хорошо, что бездействуют. Цинизма и лжи и без того хватает.

Допустим, возведут в Пскове что-нибудь на подобии «Стены скорби». Но ведь одновременно уже установлен в Островском районе бюст Сталину. А самое главное, чем больше разговоров о развитии гражданского общества, тем больше нарушений элементарных прав человека.

На месте расстрела в подвале Псковского окружного отдела НКВД. Фото: Алексей Семёнов.

Наследников Иосифа Сталина просить о чём-либо унизительно.

Монумент «Стена скорби» установят 30 октября, а 5 сентября 2017 года в Кирове к 140-летию со дня рождения основателя ВЧК Феликса Дзержинского ему открыли памятник высотой 2,6 метра и весом более 2 тонн. Инициатором установки памятника в год 100-летия российской революции выступил Совет ветеранов регионального УФСБ России.

С каждым годом политзаключённых в России становится всё больше, но для некоего равновесия надо бы (очевидно думают в Московском Кремле) сделать реверанс в сторону противников сталинизма. Честнее было, конечно, реабилитировать Сталина по-настоящему, а не довольствоваться полумерами. Но нынешним российским властям этого не надо. Поэтому чекист Путин подписывает очередной вроде бы правильный закон о репрессированных, но по сути уже давно занимается тем, что следует курсу ВЧК-ОГПУ-НКВД.

Разница лишь в том, что Путин – не Сталин, и на дворе XXI век. Пока что создавать ГУЛАГ в России необходимости нет. Как нет необходимости расстреливать людей сотнями тысяч и миллионами.

Если бы российские власти действительно хотели увековечить память безвинно погибших, то первым делом бы рассекретили документы, хранящиеся в архивах ФСБ. И мы бы узнали, где этих людей уничтожали и где их тайно закапывали. Про изменение нынешней государственной политики и говорить нечего. Да, Сталин боролся с инакомыслящими более жестоко, но и нынешние зря времени не теряют, действуют, как могут.

А пока что «десталинизация» происходит на уровне написания писем разным начальникам. Очередное послание отправилось 17 июля 2017 года на имя губернатора Псковской области Андрея Турчака. Оно подписано советником президента Российской Федерации, председателем Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Михаилом Федотовым. В письме тоже говорится о московском мемориале «Стена скорби». Президентский советник просит псковского губернатора дать поручение оказать содействие в информировании граждан о возведении монумента «Стена скорби», а также «дать указание подобрать и передать в адрес Фонда памяти несколько камней из памятных мест региона для размещения в пространстве монумента в срок до 1 сентября».

Во время акции памяти жертв политических репрессий рядом со зданием бывшего Псковского окружного отдела НКВД. Фото: Алексей Семёнов.

Не самая сложная миссия – подобрать несколько камней и доставить их по месту назначения. Но существует параллельная реальность, в которой прославляются чекисты, приложившие руку к уничтожению огромного числа людей. И никакая «Стена скорби» не сможет стать преградой перед ползучей сталинизацией.

«Стена скорби» - это отвлекающий манёвр. Скорбь фальшивая.

«Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно»

Когда говорят «сталинские палачи», то чаще всего имеют в виду советское руководство тех времён и руководство ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ. Но ведь были и реальные палачи по профессии. Они на расстрелах и прочих убийствах специализировались. Фамилии некоторых известны, как известно примерное число их жертв, которых они уничтожили собственноручно (доходило 10-20 тысяч человек на одного палача). Эти люди числятся в почётных чекистах, им установлены памятники… В путинской России эти памятники никуда не уберут, скорее откроют новые. А попутно соорудят «Стену скорби», чтобы «и вашим, и нашим».

Вот короткий рассказ о не самом известном сталинском палаче. Это цитата из документальной книги «Процедура исполнения смертных приговоров в 1920 - 1930-х годах»: «Большого мастерства в ремесле палача достигали и обычные оперативники. Расследовавший убийство Павлика Морозова помощник уполномоченного Тавдинского райаппарата ОГПУ по Уралу Спиридон Карташов в 1982 г., будучи персональным пенсионером, дал интервью писателю и исследователю Юрию Дружникову. Этот чекист, не достигший каких-то заметных постов и уволенный из «органов» как эпилептик, вспоминал: «У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе. Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить, мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил. …Мною лично застрелено тридцать семь человек, большое число отправил в лагеря. Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно. (…) Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю (туда) вплотную. Меня только тёплой кровью обдаёт, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать – убивать. Если бы не припадки, я бы так рано на пенсию не ушёл».

В Пскове были свои карташовы. Они тоже умели расстреливать. То место, где происходили убийства, сейчас выглядит незаметно. Тихий уголок, хотя центр города. Неподалеку гостиница «Двор Подзноева», Ботанический сад с колесом обозрения, каруселью и «Зелёным театром», городской планетарий… Двухэтажное здание (корпус бывшего женского монастыря) на Советской 62а, в подвале которого происходили казни, сегодня заброшено. Именно туда этим летом несколько раз приходили люди, почтившие память казнённых. Происходило это ровно 80 лет спустя дней расстрелов – 11 июля, 19 августа, 23 августа... И то, что рядом не было никакого начальства – хорошо. Обошлось без дежурных слов и общих фраз.

Жизнь показывает, что можно открыть рот, чтобы сказать правду, а можно в открытый рот выстрелить – чтобы слышно не было.

Но мы всё равно услышали.

«Во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию»

Порядок проведения операции по репрессиям подробно описан в приказе наркома внутренних дел СССР Николая Ежова («Приказываю – с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию…») По всем регионам были заранее утверждены ориентировочные цифры репрессируемых (кого расстрелять, кого отправить в лагерь). Тем же приказом был утверждён персональный состав троек, выносивших приговоры. Ленинградской тройкой (Псков в 1937 году входил в состав Ленинградской области) руководил комиссар государственной безопасности 1 ранга Леонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис). Кроме того, в эту тройку вершителей судеб входили прокурор Ленинградской области Борис Позерн и второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Пётр Смородин.

Лестница в подвал, в котором 11 июля 1937 года расстреляли Григория Петрова и Василия Стрельникова. Фото: Алексей Семёнов.

Заковский-Штубис был не только практик репрессий, но и теоретик. Одна из его статей называлась «Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца!». В ней в частности говорилось: «Разоблачением органами НКВД и уничтожением банды шпионов, диверсантов и вредителей, раскрытием перед всем прогрессивным человечеством коварных целей фашистских государств и их наймитов - каменевых, зиновьевых, пятаковых, тухачевских, уборевичей и др. нанесен сокрушительный удар фашизму и фашистской разведке».

Про «фашистскую разведку» и «тухачевских» – это в том числе и о деле, по которому в Пскове 11 июля 1937 года расстреляли двух крестьян из Палкинского района - Григория Петрова и Василия Стрельникова. Казалось бы, какое отношение они имели к фашистам и маршалу Михаилу Тухачевскому? Разве что, оба жили неподалёку от государственной границы. Пожалуй, одного этого было достаточно, чтобы привязать их к делу о шпионаже (Тухачевского обвинили в шпионаже в пользу Германии и Польши). Петрова и Стрельникова к смерти приговорил Военный трибунал Ленинградского военного округа. К тому времени Тухачевского и его ближайших «сообщников» уже расстреляли. Следствие по масштабному «Делу Тухачевского» длилось меньше месяца, закрытое судебное заседание заняло один день – без присутствия защитников и без права на обжалование приговора. Приговор через несколько часов после его вынесения привёл в исполнения самый опытный советский палач-рекордсмен Василий Блохин, в разные годы лично расстрелявший из пистолета Walther PP не только Тухачевского, Якира, Уборевича, Косарева, Косиора, но и Всеволода Мейерхольда, Исаака Бабеля, Михаила Кольцова… Ежова тоже он расстрелял.

Что же касается председателя Ленинградской тройки Заковского, то 19 апреля 1938 года его арестовали - по обвинению в «создании латышской контрреволюционной организации в НКВД, а также шпионаже в пользу Германии, Польши, Англии».

Заковского расстреляли 29 августа 1938 года. Он выполнил своё дело, как выполнили его Позерн и Смородин. И это значит, что оставлять их в живых необходимости не было.

Лаврентий Берия во время расстрела (23 декабря 1953 года). Рядом с ним комендант специального судебного присутствия генерал-полковник Павел Батицкий (добровольно приведший приговор в исполнение), генеральный прокурор СССР Роман Руденко и генерал армии Кирилл Москаленко.

Из всей расстрельной тройки Борис Позерн с Псковом кровно связан больше всего. В «Псковской энциклопедии сказано: «В октябре 1917 года Центральный Комитет РСДРП(б) направил его в Псков для создания Военно-революционного комитета (ВРК) и подготовки вооружённого восстания. Б. П. Позерн - один из активных участников борьбы за установление и упрочение Советской власти в городе Пскове и Псковской губернии. Был комиссаром Северного фронта». Его расстреляли 25 февраля 1939 года. В тот же день, что и Петра Смородина – одного из создателей комсомола (Смородин был генеральным секретарём Российского коммунистического союза молодёжи с 1921 по 1924 годы).

Машина по массовому уничтожению людей заработала не в 1937 году, а значительно раньше. К 1934 году все механизмы для этого уже были налажены, а многие давно действовали. Изменения в уголовно-процессуальный кодекс были внесены в день убийства Сергея Кирова, то есть 1 декабря 1934 года. Председатель ЦИК СССР Михаил Калинин в тот день подписал постановление, в котором говорилось, что «обвинительное заключение обвиняемым надо вручать только за одни сутки до рассмотрения дела», «дела слушать без рассмотрения сторон, кассационного обжалования приговора, как и подачи ходатайств о помиловании не допускать», «приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно после вынесения приговора». Будете проходить или проезжать по улице Калинина – вспомните это постановление, стоившее жизни тысячам людей, которым не дали даже минимальной возможности защитить себя.

Но дело не только в советских вождях. Тяга к насилию была свойственна многим из тех, кто пережил революцию.

Принимать личное участие в казнях стремились люди, которым по должности, казалось бы, делать этого не полагалось. Такие как Сардион Надарая (дослужившийся до начальника личной охраны Лаврентия Берия) и ставший известным благодаря Соловецкому лагерю Дмитрий Успенский. Заключённые Соловков были уверены, что Успенский начал свою карьеру с убийства своего родного отца – дьякона Владимира Успенского. Это его раскрепостило. В массовых расстрелах он начал принимать участие, занимая должность начальника Воспитательно-просветительного отдела Соловецкого лагеря. Вполне может быть, что Успенский действительно верил в то, что, убивая, он занимается воспитательно-просветительской деятельностью.

Некоторые бросали относительно высокие посты и шли на рядовые должности в палачи. Нет никаких объяснений кроме одного – почему они так делали. Им просто нравилось убивать, а перед этим ещё и жестоко избивать или насиловать свои жертвы. Это была патология. В какое-нибудь другое время или в другой стране из подобных людей получились бы образцовые маньяки-одиночки, загнанные в угол. Но на втором-третьем десятке лет строительства социализма за такое выдавали ордена и медали, денежные премии и подарки типа именного оружия, именных часов и патефонов. Ну и, конечно, им выпадал почёт (но только в том случае, если не пришло время их самих назначить шпионами и диверсантами). Когда патология поощряется на государственном уровне, то она становится нормой.

В соответствии с директивой НКВД СССР №424, подписанной первым заместителем наркома внутренних дел СССР и руководителем Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Михаилом Фриновским, осуждённым тройками и двойками приговор не объявлялся – чтобы избежать возможного сопротивления – и о расстреле они узнавали только на месте казни.

С Фриновским его сообщники позднее тоже расправились, приговорив его 4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного Суда СССР к смертной казни. Расстреляли его в тот же день (ночь). Однако многих чекистов другие чекисты уничтожали в «особом порядке»: после утверждения расстрельного приговора жертву, минуя даже формальную судебную процедуру. А спустя несколько дней после ликвидации коменданту военной коллегии Верховного Суда СССР выдавалось предписание расстрелять.

Акт о приведении в исполнение смертного приговора в подвале Псковского окротдела НКВД.

Через определённое время уничтожались и те, кто уничтожал предыдущих. Так произошло с ещё одним наркомом внутренних дел СССР Лаврентием Берия. Сохранилась фотография его расстрела (редчайший случай). Заключённых ставили не просто к стенке, а к деревянной стенке (чтобы пуля рикошетом от каменной стены не задела кого-то из присутствующих). По-видимому, то же самое происходило и в подвале дома 62А на нынешней улице Советской, только менее торжественно.

Как уже говорилось, среди желающих привести приговор в исполнение было много тех, кому вроде бы по роду деятельности не надо было брать в руки оружие, чтобы расстреливать приговорённых. Тем не менее, желание лично поучаствовать в казни было непреодолимо. Бывало, что расстрелами занимались оперативники, прокуроры, судьи – в том числе и женщины-судьи. Сохранился акт о расстреле от 15 октября 1935 г.: «Я, судья города Барнаула Веселовская, в присутствии п/прокурора Савельева и п/нач. тюрьмы Дементьева… привела в исполнение приговор от 28 июля 1935 о расстреле Фролова Ивана Кондратьевича».

Но, разумеется, всё-таки большую часть казней производили специалисты. Профессионалы, а энтузиасты-любители. Такие как Василий Блохин, Пётр Магго, Эрнест Мач, Василий Шигалёв, его брат Иван Шигалёв, Иван Антонов, Александр Емельянов (в 1937-1938 годах в СССР расстреливали примерно по тысячи человек за ночь). Но даже у них случались срывы. По воспоминаниям Александра Емельянова, «водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из лёгких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека». Дело закончилось тем, что Емельянова досрочно отправили на пенсию «по случаю болезни (шизофрения), связанной исключительно с долголетней оперативной работой в органах». Почти как в стихотворении Евгения Евтушенко: «Пил Блюмкин, оттирая водкой краги // От крови трупов, сброшенных в овраги…»

Срыв случился и с Петром Магго. Он собственноручно расстрелял около 10 тысяч заключённых, включая Зиновьева и Каменева. То есть он убивал по тысяче человек в год. В одну из ночей Магго убил человек двадцать и так вошёл во вкус, что, по утверждению исследователя Бориса Сопельняка, чуть было не застрелил контролирующего процесс умерщвления (на чекистском сленге казнь называлась свадьбой) начальника особого отдела Попова.

Магго предпочитал убивать в затылок. По его словам, одновременно с выстрелом необходимо давать «крепкий пинок в задницу, чтобы кровь не обрызгала гимнастёрку и чтобы жене не приходилось опять её стирать». Советское государство высоко оценило такое профессиональное мастерство Петра Магго, наградив его в 1936 году Орденом Красной Звезды - «за особые заслуги в борьбе за упрочение социалистического строя», в 1937 году Орденом Красного Знамени - «за выполнение важнейших заданий правительства», а заодно ещё и Орденом Ленина. Магго умер от цирроза печени в 1941 году.

***

ВЧК при СНК РСФСР (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР) создали 7 декабря (по Юлианскому календарю) 1917 года. И почти тут же появился доклад председателя ВЧК Феликса Дзержинского «О злостных статьях о ВЧК». Оказалось, что не все граждане новой России приветствуют чрезвычайные меры советской власти. Поэтому пришлось 12 декабря принимать резолюция ЦК РКП(б) о ВЧК с запоминающимся названием: «О непогрешимости органа, работа которого протекает в особо тяжёлых условиях». И многое из того, что происходило в нашей стране многие десятилетия напрямую связано с этой резолюцией.

Карательный орган считался (а многими до сих пор считается) непогрешимым. Грешили всего лишь отдельные его представители – за что их периодически отстреливали.

Но непогрешимость – это же безошибочность, основанная на святости.

Когда вы исполняете приговор на основе чего-то непогрешимого, то вам, получается, дозволено всё. Так почему же этим не воспользоваться?

Теперь уже точно можно сказать: эксперимент состоялся и принёс очевидные результаты. Чекисты и их помощники занимались «выбраковкой человеческого материала» - создавали новый тип человека. И, похоже, всё-таки такого человека создали.

Давно исчезла советская власть, но среди нас немало духовных потомков тех, кто умел наслаждаться, когда их обдавало тёплой кровью, как одеколоном.