Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Общество | Society
Алексей СЕМЁНОВ 09 ноября 2018, 16:10
Но сцены народного прощания с Иваном Тургеневым – не единственное, что связывает писателя с Псковским краем.
Тургенев был большой любитель поохотиться. Так что в июле 1854 года он вместе с Николаем Некрасовым приезжал в гости к литературному критику Александру Дружинину в Гдовский уезд не для того, чтобы сочинять стихи. Хотя именно стихи, а не охота, запомнились. У Дружинина в деревнях Марьинское и Чертово (теперь это Плюсский район) имелось поместье. Стихи, там сочинённые, были адресованы бывшему сотруднику «Современника» Михаилу Лонгвинову, переметнувшемуся в консервативный лагерь. («Недавний гражданин дряхлеющей Москвы, // О друг наш Лонгинов, покинувший - увы!...»)
В 1859 году Тургенев снова оказался в наших краях, о чём написал в письме: «Станция Кресты - kresty stantcia- (возле Пскова), 30 апреля 1859 г. Я сижу в довольно грязной комнате на станции, любезнейшая Графиня, в ожидании почтовой кареты, которая, говорят, приедет в 11 ч. вечера, а теперь ещё 6 нет; погода скверная, мне скучно...».Скука – полезнейшая для писателя вещь. Наилучший способ избавиться от неё – написать что-нибудь. Хотя бы чиркнуть в записную книжку несколько строк. Записные книжки Тургенева тоже читать любопытно. Вот три записи Тургенева:
- «Зачем ты колокола купил? - А как же: теперь как только в благовест зазвонят, все и говорят: Василий Данилов (?) заревел!»
- «Маменька доверялась только тому, кого не уважала».
- «Умирающий немец обмыт при жизни».
Тургенева-сатирика знают намного меньше, чем, например, Тургенева – автора задумчивых стихов в прозе. И это справедливо. В сатирических стихах он не достиг больших высот. Зато достиг признания. Признание, как обычно, было в форме цензурных запретов. Иван Тургенев при жизни числился писателем неблагонадёжным. Не только из-за стихов, но и из-за прозы («Записки охотника»), и из-за его пьес («Нахлебник», «Месяц в деревне», «Завтрак у предводителя»).
Портрет Тургенева работы Якова Полонского (слева) и автошарж 1877-1878 годов (справа).
В феврале 1952 года власти запретили даже некролог, который Тургенев написал в связи со смертью Николая Гоголя. Причём, некролог запретили даже не потому, что его написал Тургенев, а потому, что он был посвящён Гоголю. Председатель цензурного комитета Михаил Мусин-Пушкин назвал Гоголя «лакейским писателем», запретив публикацию в «Санкт-Петербургских ведомостях». И всё же Тургенев нашёл возможность опубликовать некролог «Письмо из Петербурга» в «Московских ведомостях», подписавшись «Т…….ъ» («Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова?..»)
Русскую душу сенатора Мусина-Пушкина потрясло то, что Тургенев обошёл запрет. Цензор пожаловался царю. Николай I отреагировал. В апреле 1852 в своей квартире на Малой Морской улице Тургенева арестовали. Он просидел под арестом в полицейской части месяц и был сослан в свое имение Спасское-Лутовиново без права полтора года покидать пределы Орловской губернии. Право выезда за границу Тургенев получит только в 1856 году (Пушкин такого права не получал никогда).
Некоторые произведения Тургенева стало возможно публиковать в России только после 1917 года. Такое произошло с сатирическо-эротической поэмой в стихах «Поп». И, похоже, цензоров смущала не столько эротика, сколько антиклерикальность. Или, может быть, слишком близкое соседство того и другого. Чувства верующих цензоров были оскорблены. «[Ну - к делу! Начинайся, пышный эпос, - // Пою попа соседа, попадью, // Её сестру... Вы скажете: "нелепо-с // Воспеть попов"... но я попов пою…».
Тургенев воспел попов так, что некоторые обиделись. «И я скучал, зевал и падал духом. // Соседом у меня в деревне той // Был - кто же? поп, покрытый жирным пухом, // С намасленной, коротенькой косой, // С засаленным и ненасытным брюхом. // Попов я презираю всей душой... // Но иногда - томим несносной скукой - // Травил его моей легавой сукой...».
Если Тургенева арестовали за невинный некролог, то такая сатирическая поэма, написанная в молодости, тем более не могла быть напечатана в России полностью («Но поп - не поп без попадьи трупёрдой, // Откормленной, дебелой... Признаюсь, // Я человек и грешный и нетвердый // И всякому соблазну поддаюсь…»)
Самое смешное, что в 1910 году появилась версия, что эту поэму написал не Тургенев, а тот самый Михаил Лонгвинов, стихотворное послание к которому втроём написали в Гдовском уезде Тургенев, Некрасов и Дружинин. Будто бы Тургенев только переписал поэму Лонгвинова от руки и сделал правки. Позднее было доказано, что Лонгвинов тут ни при чём.
Поэму «Поп» в полном виде издали только после смерти Тургенева - в Женеве в 1887 году, а в России и того позже - в 1917 году.
Прославился Тургенев не стихами, а романами «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Дым»… Многие произведения написал за границей. Оттуда же – из Парижа - высылал в 1862 году в Петербург допросные листы, заподозренный «в сношениях с лондонскими пропагандистами». В 1864 году был вынужден приехать на сенатский допрос в Россию, доказав свою невиновность. Но персоной Тургенев всё равно для российских властей оставался неблагонадёжной. Пётр Лавров (философ, публицист, один из идеологов народничества, родившийся в селе Мелехове Великолукского уезда Псковской губернии) после смерти Тургенева признался, что ежегодно в течение трёх лет перечислял революционной эмигрантской газете «Вперёд» по 500 франков.
Явственнее всего нелюбовь к Тургеневу и его книгам проявилась в письмах Фёдора Достоевского. Достоевский, адресуя их Аполлону Майкову и некоторым другим, любил над Тургеневым-западником поиздеваться: «Тургенев сделался немцем из русского писателя, - вот по чему познается дрянной человек». О Тургеневе Достоевский писал, что тот продолжает «теребить свой талантишко ежегодно в "Вестнике Европы" и доить убогую корову своего остроумия с иссохшим вымем».
Для многих «патриотов» в России Тургенев так и остался чужаком, «немцем», «французом», кем угодно, только не тем, кем он был – русскими писателем.
Иван Тургенев в возрасте 20 лет. Акварель Кирилла Горбунова. 1838.
Свой последний рассказ (он называется «Конец») Тургенев, по словам Полины Виардо, продиктовал «недели за две до смерти». Причём не на русском (недоброжелатели потирают руки), а на смеси французского, немецкого и итальянского языков. Мог бы и по-русски, но опасался, что «будет слишком усердно отделывать литературную форму, задумываясь над каждой фразой, и это его утомит».
Не все в России признали этот рассказ тургеневским (скорее это рассказ Тургенева и Виардо). Как бы то ни было, но в собрание сочинений рассказ вошёл. Он про человека «из породы мелких тиранов» - некоего Платона Талагаева – мужчину лет тридцати. Талагаев считал, что ему позволено всё – и ничего ему за это не будет. Например, он соблазнил пятнадцатилетнюю девочку. Отец девочки вызволил её, ворвавшись к Талагаеву в дом. Девочка потом объяснила, чем же Талагаев её соблазнил: «Он из себя такой красивый…» - «Он красивый! Он!!.. - воскликнул старик. - Боже праведный!.. Уж если могли прельстить тебя его усы, - так у нашего кота Васьки они еще длиннее...» - «Он обещал повезти меня в Москву, хотел показать мне Кремль... - промолвила она сквозь слёзы». Девочка всё равно потом от отца сбежала.
Талагаева (он происходил из «старинной тульской фамилии, когда-то весьма богатой, но окончательно обедневшей благодаря целому поколению самодуров») за все его прегрешения и преступления грозились судить мировым судом, но он считал себя неподсудным. Однако окрестные мужики считали иначе.
Последний рассказ Тургенева словно бы описывал будущую русскую революцию, несколько её этапов. Первый этап был такой: «Всё, что осталось от Талагаева и его красивых усов, было до того жалко, что я невольно отвернулся от этого зрелища, от этой крестьянской расправы, схожей с американским самосудом, но не имевшей подобно ему, основы справедливости, присутствующей более или менее в сердце американца. Эта удушливая атмосфера пыли, эти крики, этот повсюду распространенный запах водки, эта свалка, сопровождаемая кулачной расправой, - всё это возбуждало такое чувство отвращения, что я тут же дал себе, - говорит автор, - слово не подвергать себя больше подобным зрелищам и никогда больше не встречаться с Талагаевым…»
А вот и второй этап русской революции: «Лоб его был рассечён ударом топора; показавшийся из-за туч месяц блеснул в кровавой луже, окружавшей голову убитого; шея его была перетянута толстой веревкой, концы которой разбрасывались в стороны...».
Талагаев считал, что законы для него не писаны. По этой причине его не стали судить мировым судом, а просто подкараулили на тёмной дороге.
Умиравший во Франции «немецкий писатель» пожелал, чтобы похоронили его в России – на Волковом кладбище в Петербурге. Этим он добавил хлопот столь не любившим его чиновникам. Пришлось рассылать по российским городам телеграммы с предостережениями. Но предостережения не помогли.
«…В настоящее время представляется более чем затруднительно совершенно отклонить встречу на станции железной дороги при перевозе тела Тургенева через Псков, - вынужден был написать псковский губернатор 22 сентября 1883 года в департамент полиции. - Постановлением Думы, состоявшимся 20 сентября, поручено городскому управлению отслужить на вокзале железной дороги, при провозе тела Тургенева, торжественную панихиду и возложить от имени города венок на его гроб. Такие же венки предложено положить от некоторых учебных заведений, а равно от редакций издающихся в Пскове газет и духовного журнала „Истина“… Для придания встрече более скромного характера я надеюсь иметь возможность отклонить служение панихиды, что, собственно, и составляло бы показную сторону встречи, и посоветую воздержаться от речей при возложении венков на гроб, но отклонить самое положение венков я считаю несвоевременным, если не выступать в этом деле официальным образом. В сущности, я думаю, что при кратковременной остановке на псковской станции все обойдётся весьма просто и смирно, но вместе с тем следует обратить внимание на то, что здесь завелись корреспонденты, которые сообщают всякие новости северному агентству и нередко в превратном виде. Несомненно, что о провозе тела Тургенева через Псков и о сделанной встрече будет телеграфировано в С.-Петербург, и я уверен, что постараются придать этому возможно широкое и торжественное значение, которого в сущности здесь не будет. Контролировать депеши я не имею возможности, почему желательно, чтобы известие об этом из Пскова было проредактировано в Петербурге, прежде чем оно попадёт в газеты. Со своей стороны я немедленно и подробно донесу г. Министру Внутренних Дел обо всём, что и как здесь будет».
Гравюры похорон Тургенева из журнала "Всемирная иллюстрация", опубликованные во время этих событий в Петербурге.
В Петербурге осознали, что тихо и незаметно провести тело Тургенева не удастся, и отправили в Псков такую телеграмму: «По докладу Вашего письма министру, граф Д. А. Толстой приказал уведомить Ваше превосходительство, что при встрече тела Тургенева желательно отменить панихиду и следует не допускать речей». И ещё: «В дополнение к телеграмме уведомляю Ваше превосходительство, что в Пскове разрешено возложение венков на гроб Тургенева».
Таким образом, прощание с Тургеневым в Острове и Пскове нельзя назвать чем-то противозаконным. Было даже разрешено возложение венков, первоначально запрещённое. Но это следствие того, что псковичи не захотели делать вид, будто не заметили смерти одного из лучших русских писателей.
Вагон №6 с гробом Тургенева въехал в Россию через литовский Вержболово (Вирбалис). Встречавший поезд друг Тургенева Михаил Стасюлевич написал в письме: «Памятны были для меня эти три дня, не только в этом году, но и в течение всей моей жизни! Ведь можно подумать, что я везу тело Соловья Разбойника. Соловья - да! Но Разбойника - нет!…». Российские власти опасались беспорядков, и поэтому Стасюлевича сопровождал жандармский офицер, а в накладной фамилия покойного указана не была.
«Памятны были для меня эти три дня… Бедный, бедный Тургенев! – писал Стасюлевич. - Прости им их прегрешения вольные и невольные: не ведят бо, что творят!! Если бы я описал подробности этих трех дней в Вержболове - лет через двадцать не поверят, что всё это было возможно».
В час ночи гроб с телом Тургенева был встречен в Острове, а в начале третьего ночи – в Пскове. В Пскове венок «От города Пскова» возлагали заместитель городского головы и представители городской думы. Венков было много – от реального училища, от женской гимназии, от классической гимназии, от псковских газет, от председателя уездной земской управы Яхонтова…
29 сентября в псковском еженедельнике «Вестник Псковского губернского земства» на первой полосе появилась маленькая заметка: «В 2 ч. 8 мин. ночи, 27 сентября, прибыл на Псковскую станцию поезд №6, на котором находились бренные останки великого русского писателя-поэта Ивана Сергеевича Тургенева. Несмотря на поздний час ночи, на дождливую погоду, на псковский вокзал прибыли представители городского управления, редакций псковских периодических изданий, мужской гимназии, реального училища и другие частные лица и возложили на гроб его венки, как вещественные знаки почитания таланта покойного. После десятиминутной стоянки поезд прошёл по направлению в Петербург…
Кто такой этот Тургенев, которого знает вся Европа, знает и чтит его память вся мыслящая и читающая часть России? Писатель – и больше ничего…»
И далее в псковской газете говорилось, что совсем ещё недавно «слова "писатель", "сочинитель" считались чуть ли не оскорбительными названиями и означали человека вредного и беспокойного». Но прошло время, и теперь отношение к писателям, в частности к Тургеневу, изменилось к лучшему («ко дню похорон в Петербурге печатается одно из его произведений для бесплатной раздачи народу»).
Для того чтобы минимизировать моральный урон от похорон, российские власти назначили их в будний день, объявив, что на кладбище и в церковь будут допускаться только по билетам… Однако прощание всё равно получилось всенародным.
Корреспондент лондонской газеты «Таймс» написал о петербургском прощании с Тургеневым: «Гроб, ещё в пути засыпанный цветами, в половине одиннадцатого утра прибыл на Варшавский вокзал, где был встречен с такими почестями, какие ещё никогда не воздавались ни одному неофициальному лицу в России. В громадной толпе, собравшейся у вокзала, были представлены, в сущности, все уголки огромной империи… Там были депутаты с Кавказа, из Сибири, Финляндии и даже Средней Азии. Сто семьдесят шесть депутаций, каждая со своим венком… потянулись от вокзала по забитым народом улицам».
«Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами», как писал Тургенев в самом нашумевшем романе.
.jpg)